Желание многих знать о нем все доходит и до кухни.
Недавно у нас появилась возможность показать вам пару-тройку таких снимков.
Из коллекции снимков М.Болотской.
ПЕВЕЦ ИМПЕРИИ И ПРОВИНЦИИ
К юбилею поэта, которого любят не все
Виктория Шохина
БРОДСКИЙ И ДРУГИЕ
В СОЗНАНИИ многих (большинства?) Иосиф Бродский предстает прежде всего в ипостаси мифологического существа - либо бога, либо героя в зависимости от установки (от отношения). Как продукт так называемого интеллигентского мифотворчества. Ну а мифологическое сознание, как известно, не разделяет языка и реальности - отсюда, собственно, и все проблемы.
"... реальная полемика раскручивается не вокруг Бродского-поэта, а вокруг Бродского-мифа, точнее - того мифа о Бродском, который зародился еще в советском самиздате... - говорит Виктор Куллэ, - он одновременно становится мучеником и стоическим героем, жрецом чистого искусства и воплощением абсолютного Зла, последним имперским поэтом и первым поэтом Провинции..."
Добавим сюда еще несколько составляющих мифа: жестокий, ироничный поэт, не позволяющий "возвышающему обману "взять над собой верх"; "стихи написаны из пространства предельного холода", каковым является смерть; "бухгалтер" (Э.Лимонов); вконец американизировавшийся Joseph Brodsky (А.Вяльцев), элитарист, сноб и индивидуалист (А.Солженицын). В общем, получается не очень симпатичная личность, к сожалению многих, маркированная в качестве классика Нобелевской премией...
Основная проблема, как представляется, в том, что сочинители мифов - это чаще всего литераторы и еще чаще поэты. Для одних из них Бродский - нечто, что нужно преодолеть в собственной работе; для других - соперник, которого хочется стащить на несколько строк ниже в табели о рангах. Мудрая Ахматова еще когда на вопрос о неоднозначном отношении к Бродскому сказала: "К Бродскому - зависть. Ведь он - чудо".
Вот поэт Икс, из младших современников (имя неважно, поскольку ход рассуждений - типичный). Цитирую дословно: "Принципиальный индивидуалист, Иосиф Бродский, сравнивший свою судьбу с участью одинокого ястреба, умер и вскоре стал кумиром широкой публики". И далее: "Есть во всеобщей массовой экзальтации что-то ненастоящее".
Здесь все построено на полуправде, которая хуже откровенной лжи. Кумиром людей литературных Бродский стал задолго до того, как умер. А что до широкой публики, то она Бродского как не знала, так и не знает (см. опрос, приводимый ниже). Стать кумиром широкой публики, будучи одновременно ценимым людьми литературными, - участь для поэта скорее завидная, нежели предосудительная. И выпала она в XX веке только Есенину и Высоцкому...
"Принципиальный индивидуалист" - имеет источником, по-видимому, слова, открывающие Нобелевскую речь поэта, где он называет себя "человечком частным и частность эту всю жизнь какой-либо общественной роли предпочитавшим" и прочие его высказывания такого рода. Хотя сюда лучше ложатся со знанием дела цитируемое Бродским: "Ты царь, иди один дорогою свободной..." и т.д. Индивидуализм обретает смысл только в оппозиции коллективизму (это то, что отличает, например, Америку от России, Англию от Китая etс.). В других контекстах - это просто эвфемизм эгоизма/эгоцентризма, который, сдается, и имел в виду поэт Игрек. Насчет одинокого ястреба - тоже передержка, основанная на прочитанном с неприязнью стихотворении "Осенний крик ястреба", которое на самом деле о другом:
Не мозжечком, но в мешочках легких
он догадывается: не спастись.
И тогда он кричит. Из согнутого, как крюк,
клюва, похожий на визг эриний,
вырывается и летит вовне
механический нестерпимый звук,
звук стали, впившейся в алюминий...Забавным (хотя и безвкусным, на мой взгляд) проявлением мифа оказывается потребность в амикошонстве, желание слыть если не другом (круг друзей известен и очерчен довольно строго), то соучастником жизни Бродского, точнее - творимой легенды о нем. Лично я встречала энное количество людей, так или иначе спасавших Бродского от ка-гэ-бэ (произносится в растяжку), провожавших его в эмиграцию, одалживавших ему деньги etс.
А уж тем, кто последним говорил с Бродским по телефону, вообще счету нет! И с какого перепугу поэт Илья Кутик выдумывает вдруг историю про гроб, раскрывшийся в самолете едва ли не на его глазах?! (См. "НГ" от 28.01.99.) Безусловно, в самой (литературной) личности Бродского, как и в личности Пушкина, есть нечто провоцирующее на желание сопричастности...
Стоит отметить, что сам Бродский почтительно (если не по фамилии) произносил: "Анна Андреевна", "Александр Сергеевич", "Евгений Абрамович"... Но всегда - "Марина", говоря про Цветаеву, которую считал величайшим поэтом XX века, и "Маяк" про Маяковского, которого называл "в плане чисто техническом чрезвычайно привлекательной фигурой" (впрочем, и "Евтух" тоже, которого хоть и ставил невысоко, но выше Вознесенского).
БРОДСКИЙ И СОЛЖЕНИЦЫН
Наивно было бы ожидать, что два этих наших нобелевских лауреата понравятся друг другу. "... про этого господина и говорить неохота...", - небрежно обронил как-то Бродский. Солженицын же, напротив, посвятил поэту главку в своей "Литературной коллекции" - "Иосиф Бродский - избранные стихи" ("Новый мир", 1999, # 12).
Надо сказать, что это редчайший пример "пристального чтения", которое под стать классному литературному критику. Солженицын не поленился даже подсчитать количество строк в том или ином стихотворении рецензируемого автора: "Стих по замыслу любовный? Но растянут на 160 строк ледяного холода"; "растянутая на 240 строк попытка объяснения с одной из отдаленных возлюбленных"; "Бродский застуживает в долготе 200 строк и все холодеющие размышления"; "Так и "Келомякки" /.../ - 120 строк, и повернуты на предметную обстоятельность, утомительную рассудительность, - хотя тут и так несвойственное этому автору: "Холодея внутри, источать тепло/ вовне". "Совсем другой полюс искреннего чувства поэта прокололся в раздраженнейшиеся "Речи о пролитом молоке" (еще 320 строк)"... Часто рецензент указывает точный возраст автора в момент создания стихотворения, например: "Написано в его 27 лет".
Солженицыну не нравится в Бродском "неизменная ироничность", "снобистская поза", отсутствие "человеческой простоты и душевной доступности" и "сплошное тускло-мрачное восприятие мира". А также то, что общественные взгляды Бродский "выражал лишь временами, местами", тогда как вполне мог выступать "на еврейскую тему, столь напряженную в те годы в СССР". Как полагает Солженицын, Бродскому "начало мниться, что он провел гигантскую борьбу с режимом, с коммунистическим режимом, нанес ему страшные удары".
Высказанные Солженицыным претензии - известные, расхожие. Но убедительность и силу им придает умное и обстоятельное цитирование; и многие, возможно, согласятся... Что до борьбы с режимом, то это чистой воды проекция своего представления о своем месте в литературе и общественной жизни. Бродский с режимом не боролся - у него представления о задачах поэта были другие.
С остальными характеристиками спорить нет смысла: портрет Бродского, написанный рукой Солженицына, в основном совпадает с восприятием тех, кто поэта не любит. И, в конце концов, это - нормально. Ведь мы выбираем любимые стихи, следуя внутренней своей музыке, которая счастливо пробуждается при звуках чужой речи. Или не пробуждается. Или речь эту отторгает вовсе.
Гораздо интереснее другое, а именно: что нравится Солженицыну в Бродском: "То ли песня навзрыд сложена/ и посмертно заучена"; "дыхание земли, русской деревни и природы внезапно дает ростки первого понимания: "В деревне Бог живет не по углам, /как думают насмешники, а всюду/. Он освящает кровлю и посуду /.../ В деревне он в избытке. В чугуне /он варит по субботам чечевицу/.../ Возможность же все это наблюдать /.../ единственная в общем благодать,/ доступная в деревне атеисту"... Отмечая "отприродную многостороннюю космополитическую преемственность" поэта, Солженицын называет "отменно удачной" "Большую элегию Джонну Донну" ("уже в 23 года"), "Стихи на смерть Т.С. Элиота".
Более того, "во всех его возрастных периодах есть отличные стихи, превосходные в своей целостности, без изъяна", пишет Солженицын. В качестве примера он приводит "разительный" "Осенний крик ястреба": эти смены взгляда - от ястреба на землю вниз, и на ястреба с земли, и вблизи - вблизи, рядом с летящим, так что виден нам в "желтом зрачке <...> злой /блеск<...> помесь гнева /с ужасом" - и отчаянный предсмертный крик птицы (и мир на миг/ как бы вздрагивает от пореза) - и ястреба разрывает со звоном, и его оперенье, опушенное "инеем, в серебре" выпадает на землю, как снег" - великолепный образец разбора! Столь же хороша и кода: "Это - не только из вершинных стихотворений Бродского, но и - самый яркий его автопортрет, картина всей его жизни".
Особенно выделяет Солженицын "корпус стихов Бродского на античные мотивы", называя их, правда, не совсем точно - "весьма удавшиеся стилизации под античность". Не останавливаясь на этом, скажу лишь, что античность Бродского - не стилизация, а скорее метафора, в рамках которой он осознает бытие своей родины - России. Первоисточник "античных стихов" - не переводы античных авторов; античность Бродский брал из рук Батюшкова, Вяземского, того же Тютчева и т.д.
"На эзоповой фене" легче было говорить о вещах щемящих и горестных, как, например, в стихотворении "На смерть друга":
/.../ да лежится тебе, как в большом оренбургском платке,
В нашей бурой земле, местных труб проходимцу и дыма,
понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке,
и замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима...
Бродский и война
Иосиф Бродский принадлежал к тому поколению, которое потом назовут так: "дети победителей". Его отец, военный моряк, был на фронте, участвовал в прорыве Ленинградской блокады. А после войны вышел в отставку в звании капитана третьего ранга. Мать служила переводчицей в лагере для военнопленных. Из времен войны Бродский запомнил старика-инвалида, который не мог никак влезть в переполненный поезд...
Бродский мечтал стать летчиком или подводником и даже пытался поступить во Второе Балтийское училище подводников. "Как вспомню Военно-морской музей, андреевский флаг - голубой крест на белом полотнище... Лучшего флага вообще на свете нет!" - говорил он Соломону Волкову во время их американских разговоров.
Примечательно, что первым импульсом, пробудившим в Бродском желание писать стихи, стала стихотворная подборка о войне Бориса Слуцкого, прочитанная лет в 16. Вообще он очень внимательно и пристрастно относился к военным стихам и считал, что опыт войны в русской поэзии почти не отражен. Выделял Слуцкого, Тарковского, Гудзенко, Самойлова, высоко ставил Липкина. Про все остальное говорил с горечью: "Это не о национальной трагедии, не о крушении мира: это все больше о жалости к самому себе. Просьба, чтобы пожалели /.../ Понимания случившегося с нацией - ни на грош. И это даже как-то дико: все-таки двадцать миллионов в землю легли..." (Из "Диалогов с Бродским" Соломона Волкова). Может быть, не совсем справедливо, но суть нащупана верно...
Сам он военных стихов не писал - как и большинство поэтов, которые во время войны были детьми, за исключением Владимира Высоцкого. Но стихотворение Иосифа Бродского "На смерть Жукова" должны включать в будущие антологии патриотической поэзии (если таковые, впрочем, будут издаваться).
Стихотворение это - классическое и классицистское (в той мере, в которой последнее возможно в наше время). Не зря С.Волков сравнил его со "Снигирем" Державина, посвященным другому русскому полководцу - Суворову. Сначала перед взором читателя возникает картина похорон маршала - как она видится поэту из далекой Америки:
Вижу колонны замерзших внуков,
гроб на лафете, лошади круп.
Ветер сюда не доносит мне звуков
русских военных плачущих труб.
Вижу в регалии убранный труп:
В смерть уезжает пламенный Жуков.Торжественные строки гласят и о воинской доблести маршала, и о резко изменившейся судьбе его: "Кончивши дни свои глухо, в опале, /Как Велизарий или Помпей". Поступь стиха - будто печатный шаг колонн, проходящих в параде по брусчатке Красной площади. Контрапунктом главной теме выступает тема цены жизни русского солдата:
Сколько он пролил крови солдатской
В землю чужую! Что ж, горевал?
Что он ответит, встретившись в адской
области с ними? "Я воевал".И еще одна тема вплетается в рисунок стихотворения: русские солдаты - это те, "кто в пехотном строю/ смело входили в чужие столицы,/ но возвращались в страхе в свою". Неожиданное словцо "прахоря" ("сапоги" на лагерном жаргоне) как бы высвечивает эту тему светом ГУЛАГа... Но вновь доминирует главная тема - скорбь об утрате и благодарность человеку, спасшему Родину:
Маршал! поглотит алчная Лета
Эти слова и твои прахоря,
Все же прими их - жалкая лепта
родину спасшему, вслух говоря.Две последние строки отсылаются к державинскому "Снигирю": "Бей, барабан, и военная флейта/ громко свисти на манер снегиря"...
Стихотворение это было встречено в эмиграции и в России без особого энтузиазма. Кто-то даже предположил, что Бродский "бухается в ноги начальству"... Сам он полушутя говорил, что это стихотворение должна была бы напечатать "Правда". И уже совсем всерьез: "Многие из нас обязаны Жукову жизнью. Не мешало бы вспомнить и о том, что это Жуков, и никто другой, спас Хрущева от Берии...".
* * *
Много ли мы на самом деле знаем об Иосифе Бродском? Думаю, что не очень. Он так и остается наиболее закрытым автором из всех пяти русских лауреатов Нобелевской премии.
Да, конечно, его называют "современным классиком" - но классиков обычно "проходят" в школе, а про Бродского там и не слыхали. Да, конечно, пишутся серьезные литературоведческие статьи о его стихах - но все они какие-то специальные, и знают их только те, кто специально интересуется предметом. Да, конечно, жизнь Бродского вроде бы вся пересказана в мемуарах друзей его молодости - но в какой-то одной тональности.
Существует замечательная книга Соломона Волкова "Диалоги с Иосифом Бродским" (Издательство "Независимая газета") - это лучшее из всей литературы о поэте.
Но чего-то главного все-таки недостает.
Источник: http://curtain.ng.ru/plot/2000-05-26/1_brodsky_jubilee.html
| Ранее |
Cтраницы в Интернете о поэтах и их творчестве, созданные этим разработчиком:
|
|
ООО "Интерсоциоинформ" |
|
