Коллекция фотографий Иосифа Бродского

     Любезный читатель, осмелюсь предложить твоему вниманию замечательную высокодуховную книгу: Иосиф Бродский. Большая книга интервью. Второе, исправленное и дополненное издание. М. Издатель Захаров. 2000. 704 С. Тираж 15 000 экземпляров. Не в первый раз веду я речь о фолиантах, изданных И.В.Захаровым, однако этот том совершенно уникален. Составитель (Валентина Полухина, профессор русской литературы британского Килского университета) и издатель в кратком предисловии свидетельствуют: "Выбрать из 153 интервью самые интересные, самые содержательные, избежав повторений, оказалось весьма непросто… Многие интервью печатаются в этой книге впервые, причем не только по-русски, но и вообще впервые в мире" (С. 5). В книгу включены шестьдесят наиболее значимых интервью поэта 1963-1995 гг., данные разным "совопросникам" из разных средств массовой информации в разных странах и на разных языках.
     Сразу зафиксирую: издание завершается весьма глубокой, тонкой и содержательной статьей В.Полухиной "Портрет поэта в его интервью" и "Библиографией интервью Иосифа Бродского". Составитель специально оговаривает, что в книгу не включена ни одна "беседа" Бродского с известным музыковедом Соломоном Волковым по той простой причине, что эти тексты тщательно редактировались, микшировались, переиначивались и т.д. (Соломон Волков. Разговоры с Иосифом Бродским. N.-Y, 1997; Соломон Волков. Диалоги с Иосифом Бродским. М., 1998). Книги чудесные, но в них затушевана живая неповторимая вербальная повадка поэта. В интервью, вошедших в рецензируемое издание иногда в "обратных" переводах, прекрасно ощутима живая, нервная, иногда сбивчивая речь Мастера-мыслителя.
     Поэзию Бродского многие преданно любят, многие преданно ненавидят. Дело житейское: каждый человек имеет право на частное мнение по частной проблеме. Замечу, что когда я был молод, все подражали Есенину (самые "продвинутые" - Блоку), сегодня бесчисленные эпигоны Бродского заполонили поэтические разделы буквально всех "бумажных" и "сетевых" изданий. Это неоспоримое явление насчитывает уже с десяток годочков. Сам я, грешный, Бродского "обожаю" (прелестное словечко из лексикона барышень-"институток" Благородных девиц), осознанно и продуманно числю его величайшим метафизическим поэтом прошлого века. Почему метафизическим? Читайте - и "обрящете".Я думаю так, ты, читатель, возможно, считаешь иначе (ради Бога). На мой вкус и взгляд, Бродский, медальным профилем "наплывший" (словечко Мандельштама) на мировую литературу, реформировал русскую поэзию. Как? А так: уподобим русскую классическую поэзию великолепной "лакированной карете" (первоначальное название романа Андрея Белого "Петербург") с дивными лошадками, мягкими рессорами, венецианскими стеклами, шелковыми обоями, меховыми "полостями". Красиво до обморока, величаво, шедевр словесного искусства. Поэзия Бродского - некий "Ягуар" или "Мерседес" с иным дизайном, выверенным в аэродинамической трубе ураганного двадцатого века, с иными мощностями и скоростями. И "Ягуар", и "Мерседес" с их "обводами", моторами, "подвесками", кожаными сидениями - неоспоримые шедевры. Как говаривали в старой России: кто любит попадью, а кто - попову дочку…
     Иосиф Александрович старше меня на восемь лет: поэт пользовался высоким покровительством Анны Андреевны Ахматовой, а я - одиннадцатиклассник - присутствовал лишь на ее отпевании в Никольском соборе. В юные годы я видал его мельком много раз. Могу сказать с горькой печалью, что с годами я стал другом его друзей ("иных уж нет"). Жизнь странна и печальна. 30 января 1971 года мы хоронили великого "гуманитария" академика В.М.Жирмунского - теоретика литературы, стиховеда, лингвиста, непосредственного участника литературного процесса "Серебряного века, "пестователя" нескольких поколений питерских филологов. Я был тогда весьма близок семье своего учителя. Ваш покорный слуга нес гроб "в ногах", слева был Бродский, справа - выдающийся теоретик и практик русского стихотворного перевода профессор Е.Г.Эткинд. В накатанном процессе похорон покурили пару раз с "культовым" уже тогда "рыжим". Разговор состоялся пустяковый, но я его запомнил. Иосиф Александрович пророчески заметил, что после кончины В.М.Жирмунского не выйдут в свет ни том Джона Донна в серии "Литературные памятники" (основным переводчиком должен был быть Бродский: сбылось буква в букву - книга так и не была издана), ни наша с А.В.Лавровым статья с приложениями "Стиховедческое наследие Андрея Белого" в журнале "Вопросы языкознания" (академик был его главным редактором и всячески споспешествовал опубликованию данного "опуса"). Статью (имя Андрея Белого, а тем паче его неопубликованные тексты, были тогда практически запретными) опубликовал лет десять спустя легендарный Ю.М.Лотман в одной из легендарных тартуских "Семиотик" ("Труды по знаковым системам"). В начале девяностых годов Иосиф Александрович хотел дописать пару страничек к моей рецензии на первое издание книги К.М.Азадовского "Небесная арка" (переписка М.И.Цветаевой с Р.М.Рильке). Не сложилось по причине, о которой я умолчу. Вот и все. Не густо, но занятно.
     Читатель, вероятно, я утомил тебя столь затянувшейся преамбулой. Прости великодушно. О чем свидетельствует Бродский в своих интервью? Обо всем. О трагедийности жизни и смерти, о вере и неверии, о неизбывной "тоске по мировой культуре", о поэзии и поэтах (прежде всего об А.Ахматовой, М.Цветаевой, О.Мандельштаме, А.Пушкине, Е.Баратынском, П.Вяземском, У.Одене, Д.Уолкотте), о войне и мире, о судьбах государств и цивилизаций, о мировом литературном процессе, о писателе и тирании, о тебе и обо мне. Поражает вселенская философская умудренность и просветленность поэта, его великодушие, милосердие, некий дзенский юмор, невероятная культурность и духовная опрятность. Мысль поэта (простите за пошлость сравнения) не стрелой, ракетой пронизывает сверхбытийные слои эфирного "вещества", именуемого ныне "ноосферой". Приведу лучшее из известных мне определений того служения, которому Бродский посвятил жизнь: "Поэзия не развлечение и даже не форма искусства, но скорее наша видовая цель. Если то, что отличает нас от остального животного царства - речь, то поэзия - высшая форма речи, наше, так сказать, генетическое отличие от зверей. Отказываясь от нее, мы обрекаем себя на низшие формы общения, будь то политика, торговля и тому подобное… Это колоссальный ускоритель сознания, и для пишущего, и для читающего. Вы обнаруживаете связи и зависимости, о существовании которых и не подозревали: данные в языке, в речи. Это уникальный инструмент познания" (С. 663; июль 1995 г.; интервью "Московским новостям"; подлинные слова , не перевод).
     Магистральная тема практически всех интервью Бродского - Россия, ее тяжкое прошлое, непредсказуемое грядущее, фатальные болезни и сверхъестественная способность к исцелению-воскрешению, ее литература: одномоментно - кривое зеркало и путеводительный прожектор. Многочисленные недоброжелатели поэта упрекают его в пресловутой "русофобии". Не удержусь, напомню "зоилам" фразу Бродского из интервью польскому журналу "Przekroj": "Бояться, опасаться за Россию не нужно. Не нужно бояться ни за страну, ни за ее культуру. При таком языке, при таком наследии, при таком количестве людей неизбежно, что она породит и великую культуру, и великую поэзию, и, я думаю, сносную политическую систему, в конце концов" (С.629; июль 1993 г.). Поверим гордым словам провидца.
     Изредка Бродский в своих высказываниях несколько монотонен, впрочем, повторы высвечивают новые грани смысла. Эта книга - лучшая из тех, что я прочел за последнее десятилетие.
     28 августа 2001 г.