Иосиф Бродский. Компьютерная графика А.Н.Кривомазова

Век скоро кончится, но раньше кончусь я.
Это, боюсь, не вопрос чутья.
Скорее — влияние небытия
на бытие; охотника, так сказать, на дичь, —
будь то сердечная мышца или кирпич...

И. Бродский. FIN-DE-SIEKLE, 1989

Умер поэт Иосиф Бродский. 31 января состоялись его похороны в Нью-Йорке.

Нет, не кирпич (пуля, яд, укол зонтиком, автомобильная авария, крушение самолета или океанского лайнера), но — сердечная мышца. Упал и не встал.

Високосный 1996 год сделал выбор.

Не окликайся на "Эй, паря!" Будь глух и нем.
Даже зная язык, не говори на нем.
Старайся не выделяться — в профиль, анфас; порой
просто не мой лица. И когда пилой
режут горло собаке, не морщься. Куря, гаси
папиросу в плевке. Что до вещей, носи
серое, цвета земли; в особенности — белье,
чтоб уменьшить соблазн тебя закопать в нее...

И.Бродский. Назидание, 1987

Сильнейшее ощущение колоссальной трагедии выдающегося современника.
В мире дутых поэтических величин, которые Белый спокойно называл нулями, исчезла боевая единица.

Независимость от всех и зависимость от больного сердца. Умер Титан русской и мировой культуры. Каким он виделся на расстоянии?

Человек чудовищно одинокий, ярко талантливый, носитель высочайшей поэтической культуры, профессиональный переводчик поэзии, рупорно оболганный, несправедливо наказанный, обиженный, выдворенный с треском, сумевший на чужой земле гордо выпрямить позвоночник своей песни, подлинно независимый, тянувшийся к регулярному общению со своей аудиторией, ироничный по отношению к себе и другим, любящий шутку, игру, соревновательность, честный мыслитель, путешественник, профессор, лауреат Нобелевской премии, поэт года, верный друг своих друзей, тонкий эссеист, заядлый курильщик, горестный наблюдатель ежегодных подвигов ничтожеств у власти на его родине, постоянный читатель и прилежный ученик, человек многократно крупнее своего объема, сын, отец и т. д.

Здесь, на холмах, среди пустых небес,
среди дорог, ведущих только в лес,
жизнь отступает от самой себя
и смотрит с изумлением на формы,
шумящие вокруг. И корни
вцепляются в сапог, сопя,
и гаснут все огни в селе.
И вот бреду я по ничьей земле
и у Небытия прошу аренду.

И.Бродский.
Новые стансы к Августе, 1964

Одна из его загадок для многих — нежелание вернуться — пусть даже на короткий срок — в Россию, в свой город, увидеть его раздолбанные улицы, полуаварийные здания, вывески на английском, побродить в толпе мешочников и бомжей, втянуть в ноздри тот же чад и кислый запах вони, знать, что гнездо распалось и улетевших не собрать воедино уже никогда, увидеть непохорошевшие лица старых друзей, написать несколько новых благодарных (горьких?) стихотворений...

Состоя из любви, грязных снов, страха смерти, праха,
осязая хрупкость кости, уязвимость паха,
тело служит в виду океана цедящей семя
крайней плотью пространства: слезой скулу серебря,
человек есть конец самого себя и вдается во Время.

И.Бродский, Колыбельная трескового мыса, XI

Нам трудно судить о подлинных размерах и величии выстроенного Бродским “памятника самому себе” по той причине, что отечественный читатель знаком лишь с вершиной айсберга, являющегося наследием Бродского.

Его опубликованные русские и английские стихи и эссе, его рукописи, магнитофонные записи лекций, выступлений, чтений, теле- и видеофильмы, фотографии, рисунки, письма, воспоминания о нем, исследования его творчества (сравнительные исследования) будут выплывать и выплывать к российскому читателю из темноты и тумана неведения еще долгие годы...

Разрастаясь, как мысль облаков о себе в синеве,
время жизни, стремясь отделиться от времени смерти,
обращается к звуку, к его серебру в соловье,
центробежной иглой разгоняя масштаб круговерти.

И.Бродский. BAGATELLE, 1987

Что для нас его поэзия? Предназначены ли эти стихи для заучивания в школе?

Кто на него влиял — можем ли мы увидеть следы этого влияния в каждом его стихотворении — хотя он и упоминал ряд имен прошлого с глубокой благодарностью — Баратынский, Пушкин, Лермонтов, Фет, Цветаева, Мандельштам, Ахматова, Пастернак, Донн, Рильке, Фрост, Оден...

Мы с тобой никто, ничто.
Сумма лиц, мое с твоим,
очерк чей и через сто
тысяч лет неповторим.

И.Бродский. В горах, 1990

В фильме о нем ("Прогулки с Бродским") есть несколько крупноплановых портретных кадров, в которых поражают глаза — полные жизни и грусти, прощения и прощания.

Ему на свободе было как в клетке. Его монологи не менее поэтичны, чем стихи.

Независимо от того, является ли человек писателем
или читателем, задача его состоит прежде всего
в том, чтоб прожить свою собственную,
а не навязанную или предписанную извне,
даже самым благородным образом выглядящую жизнь.

И.Бродский, Нобелевская лекция, 1987

Право на собственную жизнь и судьбу он уже никогда не передоверял никому. Особенно русским спецорганам.

Он выстроил странную паутинообразную тонкую серебристую конструкцию над мощной площадью русского стиха XIX-XX века, — казалось, он ткет, строит, воздвигает нечеловеческими усилиями купол с невиданными фресками...

Но до конца довести не удалось...

И все-таки он целеустремленнее, чем другие, пытался найти пути в поэтику (поэзию?) XXI века.

Его подвиг — поэта, личности, духа, плодотворного труда —вызывает безграничное уважение.

Несделанного им будет остро не хватать не столько нам, сколько нашим потомкам.

Его похоронят в Венеции.

Возможно, это справедливо.

__________________________

ПОСЛЕСЛОВИЕ. Известие о смерти и похоронах Иосифа Бродского застало меня в момент сдачи в типографию первого номера журнала "КОМПЬЮТЕРНАЯ ХРОНИКА" за 1996 г. Поскольку месяц назад, в предыдущем номере этого журнала, в "Литературном приложении" была опубликована моя статья "ПОЭТ ИОСИФ БРОДСКИЙ И РОССИЙСКИЕ ЧИТАТЕЛИ: ДЕТАЛИ, ЧАСТНОСТИ, ОСКОЛКИ, НАБЛЮДЕНИЯ" ("КОМПЬЮТЕРНАЯ ХРОНИКА", 1995, № 12, с. 119-132) , то мысль поместить в сдаваемом номере краткий некролог поэту казалась естественной. Мешало только то, что за оригинал-макетом по пути в типографию ко мне должен был заехать типографский курьер и у меня в распоряжении был час-два. Требовалось сразу начисто писать и верстать этот текст (непременно заливая низ страницы), потом скорострельно его распечатать... Уговорить курьера задержаться на 20 минут можно было лишь ценой своего обеда. Он хмуро согласился, я успел, назавтра номер ушел к подписчикам ("КОМПЬЮТЕРНАЯ ХРОНИКА", 1996, № 1, с. 101-103). Следы той дикой спешки видны уже в том, что восьмая четка обошлась без эпиграфа и состоит всего из двух фраз. Позднее эта статья как факсимиле была воспроизведена в нашем журнале "АНТОЛОГИЯ МИРОВОЙ ПОЭЗИИ", 1998, № 7.
В Интернете эта статья впервые была помещена в январе 2000 г. на сайте, посвященном жизни и творчеству Марины Цветаевой (ссылка на этом сайте дана только на журнал "АНТОЛОГИЯ МИРОВОЙ ПОЭЗИИ", 1998, № 7).

20 августа 2006. Прошло десять с половиной лет. Недавно в одной компании очень молодая и очень стеснительная девушка с прекрасным алым румянцем во всю щеку задала мне вопрос: "В последней четке нет эпиграфа. Был ли он у Вас?" Да, был, сказал я, а Вам хочется его прочесть? - Очень! - Хорошо, при первой же возможности помещу его для Вас на ту страницу с некрологом в Интернете... Вот этот эпиграф (помним, что Бродский ушел из жизни в январе и восьмая четка - последняя), а, впрочем, вот вся восьмая четка полностью:

Уже не Бог, а только Время, Время
зовет его. И молодое племя
огромных волн его движенья бремя
на самый край цветущей бахромы
легко возносит и, простившись, бьется
о край земли, в избытке сил смеется.
И январем его залив вдается
в ту сушу дней, где остаемся мы.

И.Бродский. На смерть Т.С.Элиота,
12 января 1965

Его похоронят в Венеции.

Возможно, это справедливо.