Спорные страницы
Источник: Mikhail Lemkhin. Joseph Brodsky. Leningrad. Fragments. New York: Farrar, Straus & Giroux, 1998.
Книга для сканирования предоставлена разработчику Ольгой Шамфаровой 07.07.2008. - Спасибо, Оля!
12 января - день рождения Галины Славской (Мериленд, США), реально сделавшей много доброго для нашего сайта.
Мы сердечно поздравляем нашего дорогого Козерога (таков гороскоп!) и желаем крепкого здоровья и счастья юбиляру и всем ее родным.
Русские в Италии
Иван Толстой
9.09.07
Иосиф Бродский:
В этих узких улицах, где громоздка
даже мысль о себе, в этом клубке извилин
прекратившего думать о мире мозга,
где то взвинчен, то обессилен,
переставляешь на площадях ботинки
от фонтана к фонтану, от церкви к церкви
- так иголка шаркает по пластинке,
забывая остановиться в центре, -
можно смириться с невзрачной дробью
остающейся жизни, с влеченьем прошлой
жизни к законченности, к подобью
целого. Звук, из земли подошвой
извлекаемый - ария их союза,
серенада, которую время оно
напевает грядущему. Это и есть Карузо
для собаки, сбежавшей от граммофона.
Иван Толстой: Наша тема – русские в Италии. Из всех стран русского послереволюционного рассеяния, Италия приютила меньше всего российских беженцев. Что тому причиной, кто все-таки поселился на Аппенинском полуострове, какое дело нашел себе, что создал? В нашей программе на все эти вопросы ответят историки, литературоведы, архивисты. Поводом для разговора послужил выход в Москве, в издательстве «Русский путь», солидного сборника материалов международной конференции 2004 года так и названной - «Русские в Италии». Рассказывает один из организаторов конференции, наш постоянный итальянский корреспондент Михаил Талалай.
Михаил Талалай: История русской эмиграции в Италии, несмотря на значительность этого явления, до последнего времени была изучена мало. Отечественные исследователи прежде обходили стороной, по известным причинам, эту тему, а когда она была «открыта», их внимание обратилось преимущественно на крупные феномены — «русские» Париж, Берлин, Прагу. Вместе с тем, интеллектуальные силы российской эмиграции в Италии были относительно слабы и раздроблены, и здесь, в отличие, скажем, от Франции или США, не появилось сколько-нибудь значительных трудов по истории собственной диаспоры. Что касается итальянских русистов, то они, уделяя внимание отдельным ярким личностям, долгое время не касались в целом эмигрантской темы — из-за ее сложности, малодоступности и распыленности архивов. Кроме того, в Италии до недавнего времени доминировала так называемая « cultura di sinistra », то есть левая, весьма идеологизированная культура, согласно установкам которой, послеоктябрьская эмиграция рассматривалась как реакционное, консервативное явление, не заслуживавшее серьезных усилий исследователей. В результате, работы, посвященные российской эмиграции в Италии, стали появляться тут лишь в конце прошлого века.
Иван Толстой: Назовите, пожалуйста, самые важные из них.
Михаил Талалай: Классическим трудом о пребывании русских в Италии долгое время оставалась книга патриарха итальянской славистики Этторе Ло Гатто, « Russi in Italia » («Русские в Италии»), она вышла в 1971 году. Она рассматривала впрочем, почти исключительно XIX век, несмотря на то, что Ло Гатто лично знал многих эмигрантов (а, может быть, именно и по этой причине: современники не казались ему достаточно «историчными»). О некоторых эмигрантах, в первую очередь, о «парижанах», автор упомянул и в книге «Мои встречи с Россией» - она вышла в русском переводе в 1994 году. Следующим крупным историографическим вкладом, после книги Ло Гатто, стал сборник статей « I russi e l ’ Italia » («Русские и Италия»), опубликованный в 1995 году под редакцией Витторио Страды. Однако и это издание мало уделило внимания чисто эмигрантской тематике, за исключением творчества Вячеслава Иванова и Ольги Ресневич.
Первым специализированным трудом по русской эмиграции следует считать книгу маститого историка Анджело Тамборры « Esuli russi in Italia dal 1905 al 1917» («Русские изгнанники в Италии в 1905–1917 годах»). Любопытно, что судьбами российских революционеров-изгнанников занялся исследователь, принадлежащий к кругам либеральных католиков, — вероятно, такой отстраненный подход позволил ему создать объективную картину без какой-либо апологетики и пропаганды. Неким прологом к послеоктябрьской эмиграции стала книга его ученика, Антонелло Вентури, « Rivoluzionari russi in Italia . 1917– 1921» («Русские революционеры в Италии»), опубликованная в 1979 году. В ней рассмотрена деятельность революционеров-эмигрантов, по разным причинам не вернувшихся на родину после событий 1917 года.
Иван Толстой: Какие наиболее важные книги появились на эту тему в России?
Михаил Талалай: После этих двух капитальных трудов, казалось бы, должна была появиться цельная картина послереволюционной эмиграции. Однако этого не произошло, и, учитывая сегодняшнюю крайнюю специализацию ученых, вряд ли можно ожидать появления подобной монографии — наиболее продуктивными, поэтому, стали коллективные усилия исследователей.
Начало такому подходу положил 5-й выпуск академической серии «Россия и Италия», озаглавленный «Русская эмиграция в Италии в ХХ веке». Сборник, вышедший в Москве в 2003 году, подготовленный отечественными и итальянскими учеными под эгидой Института всеобщей истории (ИВИ) РАН, стал первой попыткой комплексного воссоздания картины русской эмиграции в Италии всех периодов ХХ столетия: дооктябрьского (от рубежа веков до 1917 года) и последующих трех «волн». Книга, выявив степень изученности проблемы и сгруппировав научные силы, в определенной степени «проложила дорогу» настоящему изданию.
Оно появилось на свет в результате международной научной конференции, инициированной и проведенной в ноябре 2004 года Библиотекой-фондом «Русское Зарубежье» в сотрудничестве с ИВИ РАН. Конференция вызвала определенный резонанс, в результате чего, при создании сборника, появилось нескольких новых интересных авторов, которые не участвовали во встрече. Разнообразие малоизвестных историй, больших и малых, нашло достойное отражение на страницах настоящей книги.
Конференция, по своему жанру тяготеющая к устно-просветительскому, имела и сюжеты, не нашедшие отражения в данном издании. Говоря проще, около десяти докладчиков в сборник не попали, по разным причинам. Итак, всего почти тридцать авторов. Плюс около двадцати рецензентов на книги о русской эмиграции в Италии, уже вышедшие. В общем, под одной обложкой – целая толпа исследователей, около полусотни.
Иван Толстой: Ну а что сами эмигранты в Италии, почему их было так мало – и, кстати, сколько? На этот вопрос я попросил ответить заведующую архивохранилищем Государственного Архива Российской Федерации Лидию Петрушеву.
Лидия Петрушева: Русская послеоктябрьская эмиграция в Европе была принята везде по-разному. Дело в том, что после окончания Первой мировой войны практически во всех странах Европы был экономический кризис, была безработица, было много своих беженцев, одним словом, очень много проблем. Поэтому далеко не все страны гостеприимно распахнули полутора миллионам наших беженцев свои двери. Такие же трудности были и у Италии. Как показывают документы нашего архива, я имею в виду пражскую коллекцию, архива, который хранится с 45-го года в Москве, еще в 18-м году довольно большое число наших эмигрантов хотели обосноваться в Италии. Как им казалось, жизнь там должна была быть достаточно дешевой, Италию они любили, культура итальянская никогда не была россиянам чужда, и около двадцати, а по другим источникам пятнадцать тысяч наших беженцев оказались там. Но буквально через год их численность сократилась до пяти тысяч, а потом она все время уменьшалась. Италия не стала центром русской эмиграции, как это произошло в других странах. А ведь в тот период в саму Чехословакию приехало не больше пяти тысяч, во Францию тоже шестьдесят пять тысяч, но в центре 20-х годов и Чехословакия, и Франция стали центром русской эмиграции, а Италия - нет. Своя безработица и отсутствие рабочих мест выталкивали наших беженцев из этой страны.
Иван Толстой: Чем же русские в Италии смогли заняться, и почему колония численностью хотя бы в пять тысяч человек оставалась?
Лидия Петрушева: Дело в том, что быть занятыми на каких-то итальянских предприятиях русским беженцам не удавалось. Поначалу они были заняты в собственных артелях, в каких-то трудовых коллективах, которые создавались самими беженцами. Но в тот период, в начальный период, может, в этом отличительная черта Италии, больше всего проблемами русских беженцев занималось российское посольство, потому что как таковых общественных организаций, как это было в других странах, там создано не было. А те, которые создавались, они, как правило, через какое-то время прекращали свою деятельность. Там не было таких условий, они не были поддержаны итальянским правительством, эмиграция была уже в тот период не многочисленная, поэтому пришлось все эти вопросы решать российскому посольству. Но решить до конца эти проблемы так и не удалось.
Иван Толстой: Каким-то образом итальянская политика и приход к власти Муссолини повлияли на положение русских эмигрантов?
Лидия Петрушева: В Италии действовал закон об иностранцах, но это происходило и в других странах Европы, Италия здесь не была исключением. Независимо от того, что в Италии был Муссолини, Италия признавала Нансеновский паспорт для российских беженцев. В этом плане все было так же, как в других странах. А что касается отношения русских эмигрантов к Муссолини и к фашистской Италии, то этот вопрос не такой простой. Очень много наших эмигрантов в этот период поддерживало Муссолини, они поддерживали ту политику, которая проводилась, им казалось, что фашизм является орудием борьбы с большевиками. Очень немногие в тот период смогли увидеть в политике Италии, а впоследствии и Германии, угрозу миру. Поэтому очень многие наши эмигранты поддерживали политику Муссолини, даже внешнюю политику Италии, в тот период.
Иван Толстой: Об особенностях существования эмигрантской колонии на Аппенинском полуострове рассказывает Михаил Талалай.
Михаил Талалай: В самом деле, тут не сложилось ни влиятельных общественных организаций, ни книжных издательств, ни периодики. Пусть некоторые учреждения все-таки и возникли – Русское собрание в Риме, Русские колонии в Тоскане, в Милане и прочие – они, по сути дела, играли роль национальных клубов, землячеств, не выделяясь особо в жизни русского зарубежья.
Почему же Италия, куда вслед за Блоком, Муратовым, Осоргиным устремлялась любовь культурных слоев России, не стала одной из стран «великого исхода» после революционного катаклизма?
Назовем, в первую очередь, причины экономические. Промышленно малоразвитая страна, особенно ее Юг, переживала после войны кризис и сама стала, на многие десятилетия, источником массовой эмиграции. Найти работу бывшему военному, чиновнику, учителю здесь было крайне трудно, и беженцы устремлялись в другие государства. Андриан Харкевич, регент флорентийской церкви в те года, в своем неизданном «Дневнике многих лет» описывает, как Италия в 20-е годы превратилась в большой перевалочный пункт, при этом новых прихожан собственного храма он иронически называет «прохожанами». Изучая состав местных русских колоний ХХ века, видим, что существенную их часть образовывали люди, большей частью аристократы, наладившие тут свой быт еще до революции и придавшие местной диаспоре явный характер преемственности: это Олсуфьевы, Бутурлины, Демидовы, Волконские, Бобринские, семейства командированных еще Святейшим Синодом священников, и другие
К экономическим причинам добавлялись общественно-политические. Если на Балканах изгнанникам помогали православные или славянофильские учреждения, в Чехословакии – особая государственная программа, в Париже и в Берлине – либеральный дух в стране и сама густая эмиграции с наплодившимися структурами, то в Италии было иначе: замкнутые колонии русской знати, отстранившиеся от массы беженцев; господствующая католическая Церковь, тогда воспринимавшая православных как схизматиков, раскольников; настороженное отношение государства.
Итальянское правительство еще до прихода Муссолини к власти подозрительно относилось к русским беженцам, полагая их питательной средой для большевистской пропаганды и для шпионажа, а при фашистком режиме, с 1922 года, эта подозрительность только усилилась: в эмигрантах видели если не скрытых большевиков, то республиканцев и демократов. Выходцы из России заносились сплошняком в полицейские сводки, при этом итальянской бюрократии было непросто разобраться в сложной гамме эмиграции. В полицейском управлении (квестуре) Неаполя отложились подобные списки, составленные на рубеже 1920-1930-х годов, где все перечисленные именовались « sovietici », включая некоторых действительно советских инженеров, приехавших на Итальянский Юг во временную командировку, и ярых «антисоветчиков», участников гражданской войны со стороны белых. В соответствии с подобной линией Министерство внутренних дел Италии выпустило в 1933 году особой циркуляр, разосланный по квестурам, где в качестве «предмета» было указано: «наблюдение за советскими гражданами и подозрительными иностранцами». В нем обращалось внимание на «особую опасность» русских и обязывался «строгий контроль над советскими, над аполидами и над так называемыми белыми русскими». Наблюдение было поручено Дирекции Общественной безопасности ( Direzione della Pubblica Sicurezza ), проводившей явное или тайное наблюдение за иностранцами, и в частности, за русскими и советскими, сгруппированными в отчетах под рубрикой «А11». Дирекции вменялось в обязанность проверять и идеологическую благонадежность находившихся под контролем беженцев: вот, например, что писал в 1934 году анонимный информатор о журналисте Френкеле, уроженце Конотопа, жившем под Неаполем, в Торре-дель-Греко: «Он - русский, однако симпатизирует фашизму».
Иван Толстой: Я попросил итальянского ученого, профессора Пизанского университета Стефано Гардзонио рассказать о русских поэтах-эмигрантах, писавших в Италии. Профессор Гардзонио выделяет небольшую группу из трех фигур.
Стефано Гардзонио: Был интересный поэт-новатор, который потом бросил литературу и стал заниматься коммерцией, но который в молодости был связан с петербургской и одесской литературными средами, и который, на мой взгляд, из всех этих поэтов самый одаренный. Это Михаил Лопатто, который родился в Вильнюсе, учился вместе с братом Михаила Бахтина Николаем, а потом учился в Петербурге у Венгерова. Некоторое время, до отъезда на Запад в 20-м году, он работал и жил в Одессе. Это очень интересный поэт, который уже в России напечатал несколько сборников стихов, который был связан с разными поэтами представителями русского Серебряного века, главным образом с Кузьминым. Существуют очень интересные свидетельства, архивные документы. Лопатто, еще будучи в России, вместе с друзьями основал в Одессе издательство «Омфалос» («Пупок», по-гречески), печатали они свои собственные сборники (другой инициатор был малоизвестный одесский поэт Бабаджан), и сборники стихов других поэтов того времени, например, Волошина. Они были тесно связаны с жизнью одесской поэзии и с феодосской поэзией накануне эмиграции, уже в конце Прекрасной эпохи расцвета русской поэзии на юге России, в годы гражданской войны. Поэт очень интересный, новатор, иронический, он потом бросил литературу, или, по крайней мере, больше не печатался. Был еще связан с русскими поэтами друзьями в 20-е годы. Главным образом он переписывался с Николаем Бахтиным, братом более известного Михаила Михайловича, и, кроме того, он продолжал свою деятельность, писал, но никому не показывал. Только в 60-м году он напечатал новый сборник стихов, где, между прочим, он повторял многое из того, что он писал раньше. Но он писал и напечатал потом роман на итальянском языке, который называется «Чертов сын», к сожалению, нет русского оригинала, где он описывает жизнь молодого мальчика, а потом взрослого человека. Это, до известной степени, автобиографический роман, где он описывает жизнь Петербурга в начале века, особенно, во время Первой мировой войны. Там у него очень интересные мемуары о разных представителях русской культуры, главным образом, о Мандельштаме, но также о Гумилеве, Блоке. Лопатто, будучи в Италии, писал стихи, посвященные именно Италии, как все остальные, между прочим. И у него очень интересные шутливые стихи, посвященные итальянским пейзажам. Например, стихотворение, проникнутое иронией, которое он послал своему другу Николаю Бахтину, где он пишет, что он больше не поэт, а именно старается как-нибудь выжить в Италии.
Потом Лопатто разбогател, стал заниматься коммерцией, и с этой точки зрения он не был простым Чичероне, но, наоборот, он имел очень важную позицию во флорентийской жизни между войн.
Иван Толстой: Историк итальянского юга Михаил Талалай рассказывает о жителях Амальфитанского побережья.
Михаил Талалай: Самым первым жителем-россиянином Амальфитанского побережья, еще до революции, стал литератор Михаил Николаевич Семенов (1873-1952). Купив в Позитано полуразрушенную мельницу, он решил переждать тут Первую мировую войну, а за ней и революцию. В Советскую Россию ему, однако, не хотелось возвращаться, и со временем его гостеприимная мельница стала удобной дачей для многих артистов-эмигрантов –Дягилева, Нижинского, Стравинского. Приезд Леонида Федоровича Мясина (1985-1979) стал судьбоносным: хореографу, делавшему блестящую карьеру на Западе, необычайно понравился этот уголок, точнее – маленький архипелаг перед Позитано, Ли-Галли. В итоге Семенов стал исполнять роль «мажордома» хореографа, организовывая на Ли-Галли побывки его и его друзей, а на досуге сочиняя мемуары, изданные затем на итальянском языке с символическим титулом «Бахус и русалки». Позитанцам литератор запомнился своим экстравагантным поведением: любуясь стихией, он в шторм уходил в море, разгуливал по своим владениям нагишом, утверждая, что ему необходим полный контакт с природой, вечера проводил в трактире, обучая посетителей русским азартным играм. Однако за внешне удачной интеграцией стоял драматический опыт: еще в 1919 году Семенова пытались депортировать из Италии из-за отсутствия вида на жительство. В действительности, в нем подозревали «красного» агента – эти подозрения позднее разделяли и многие белые эмигранты. Вне сомнения, именно «дамоклов меч» депортации подвиг литератора в позднейшем на сотрудничество с секретными службами муссолиниевского режима, продолжавшееся вплоть до падения Муссолини. Эти досье изучал римский исследователь Владимир Кейдан, который написал для сборника отдельную статью о Михаиле Семенове. Сейчас же Кейдан заканчивает перевод книги Семенова «Бахус и русалки».
Иван Толстой: Стефано Гардзонио рассказал об одном из поэтов Первой волны Михаиле Лопатто. Теперь еще два литератора.
Стефано Гардзонио: Другой пример русского поэта, который иммигрировал в Италию, это поэт другого типа, Анатолий Гейнцельман - малоизвестный поэт, который не имел никаких связей на родине с русской культурой, правда, он напечатал еще в конце позапрошлого века сборник стихов, который никому не был известен и единственный экземпляр этого сборника сейчас хранится в библиотеке Флорентийского университета. Вначале он бросил Россию, чтобы лечиться, прибыл в Сицилию, откуда отправился пешком во Францию. Очень интересны его мемуары. Но как поэт он был совсем одиноким, очевидно, он свои стихи не показывал никому, кроме жены-немки, с которой он познакомился во Франции, и на которой он женился при возвращении в Россию, откуда он, во время революции, вернулся назад в Италию. Стихи он никому не показывал и долгие годы он жил в полном удалении. Правда, он старался кое-что переводить на итальянский язык и печатать, но его сборники остались без читателя. Только после его смерти, благодаря деятельности жены, которая работала в школе и была коллегой известного итальянского поэта Марио Луцци, его имя стало известно итальянскому читателю, потому что она показала стихи в ее собственном переводе Луцци, который решил эти стихи напечатать на итальянском языке. Вышла большая статья самого Луцци, и имя этого поэта (по-итальянски его передавали на немецкий манер – «Хейнсельман») стало известно итальянской публике. Жена потом напечатала в Италии в разных типографиях - в Риме, и в Неаполе - другие сборники его стихов. Стихи переполнены мистицизма, он был, скорее всего, поэт религиозного склона, большой любитель символистического изображения мира. У него очень интересные стихи, посвященные Италии, где он подчеркивает всю мистическую и религиозную сторону итальянской жизни, итальянской природы, итальянского пейзажа.
Конечно, он все время, будучи, как он говорил, «в ссылке», думал о своей родине, тема отечества очень существенна и болезненна в его стихах, но она очень сильно связывается еще и с темой философского размышления не только о своей собственной одинокости, но одиночества человека во Вселенной.
Из других поэтов хочу здесь упомянуть более известного в России в последнее время поэта Сумбатова, которого недавно неоднократно перепечатали в России. Поэт тоже очень интересный, тоже связанный, как и Гейнцельман, с классической русской поэзией, в то время как Лопатто был ближе к авангардным. Но поэт, который, на мой взгляд, улучшил свои поэтические результаты именно в последние годы жизни. Он приехал эмигрантом в Италию, сначала напечатал сборник стихов в Германии, который не имел особенного успеха, и долгие годы он старался выживать в Италии искусством - играл актером в разных исторических фильмах, которые ставились в Риме между войнами, где он играл роли русского или русского офицера. За это время ему удалось все больше и больше улучшить свое собственное искусство. Он начал стихами исторического или гражданского стиля, например, у него есть поэма, посвященная революции, где очень видно, что он находится под влиянием Блока, а потом он начал писать чисто лирические стихи в разных сборниках, среди которых самый интересный и трогательный это последний, который называется «Прозрачная тьма». Название, видимо, связано с прогрессирующей слепотой, которой он страдал в последние годы жизни. Он умер в 77-м году в городе Ливорно, жил сначала в Риме, а некоторое время жил в Больцано.
Иван Толстой: Материалы сборника продолжает представлять Михаил Талалай.
Михаил Талалай: Впервые на русском языке сообщено о прежде неизвестном прекрасном художнике, картины которого я видел во многих частных домах.
Живописец-самоучка Иван Панкратьевич Загоруйко обосновался в Позитано в конце 1920-х годов.Талантливый пейзажист, он писал и портреты местных жителей, а также виды покинутой России. Необычна серия видов Валаамского монастыря, посещенного художником в середине 30-х годов, когда ладожский архипелаг входил в состав Финляндии. Ему принадлежит и большое трагическое полотно символического значения: отрубленные головы витязей на поле, заросшем чертополохом, на фоне горящего Кремля. Художник пользовался успехом, но его судьба серьезно изменилась во время Второй мировой войны, когда фашистские власти решили удалить иностранцев из стратегических зон, в том числе с Амальфитанского побережья: они опасались, что те будут подавать тайные знаки англо-американской авиации и субмаринам. Наиболее эффективным средством защиты в тот период стали фальшивые справки о болезнях: такую бумагу предоставил в полицию и Иван Загоруйко. В итоге ему разрешили остаться в Позитано, но он был вынужден подписать так называемый « Verbale di diffida » (Предупредительный протокол), в соответствии с которым ему запрещалось принимать гостей у себя дома, уходить за городскую черту Позитано и писать картины на пленэре. Пейзажи служили основной тематикой живописца, и для него наступили голодные времена. С окончанием войны Загоруйко вновь деятельно включился в художественную жизнь. Он скончался все в том же Позитано в 1964 году.
Его коллега по искусству, художник Василий Николаевич Нечитайлов обосновался в этих краях, вероятно, благодаря знакомству с Загоруйко в рядах Добровольческой армии. Первые эмигрантские годы он провел в Болгарии, затем перебрался во Францию, а в 1936 году, после кратковременных остановок в Венеции, Флоренции и Риме поселился в Позитано, когда там уже жил Загоруйко. Оба художника завоевали признание в Амальфитанском краю, но их пути были различны: если Загоруйко писал натуру и портреты, то Нечитайлов сосредоточился на религиозной живописи. К концу 1930-х годов относится его сближение с местным духовенством, а также конфессиональная перемена: Нечитайлов стал католиком. Драматический военный период он провел в тихом горном Равелло, стараясь не привлекать к себе внимания. В послевоенные годы его покровителем стал епископ Анджело Россини. По его заказу художник написал ставшую известной картину «Чудесный лов». Она помещена на входной стене кафедрального собора Амальфи. Особую популярность «Чудесному лову» сообщили образы рыбаков и учеников Христа, в которых живописец передал черты знакомых ему амальфитанцев. В одном из персонажей, согласно ренессансной традиции, автор изобразил себя. Собор Позитано украшает другая близкая по манере картина, написанная Нечитайловым в 1950-е годы. На ней изображено важнейшее местное событие XII века – прибытие морем чудотворной богородичной иконы. Среди персонажей, ее встречающих, жители Позитано узнавали себя. Еще одним выдающимся произведением Нечитайлова стала картина «Амальфитанская Мадонна», украсившая алтарь домовой церкви в бывшей Амальфитанской семинарии. Характерно, что в образе МАдонны, запечатленной на фоне изрезанного побережья Амальфи, просматриваются славянские черты. По характеру Нечитайлов был нелюдимым и неохотно шел на общение; основным его увлечением являлось пчеловодство. В этой сфере художник достиг такого авторитета, что в 1947 году был приглашен на Первый общеитальянский конгресс пчеловодов в Анконе. К концу жизни Нечитайлова начали мучить призраки Гражданской войны, чекисты, «красные» шпионы и тому подобное. Художник почти никого не подпускал к себе, уничтожил личный архив, а в последние дни, весной 1980 года, говорил исключительно на русском языке, понять который никто из окружавших его амальфитанцев был не в состоянии.
Иван Толстой: Послевоенная Италия знавала также немало русских, но их история практически не написана. О некоторых штрихах поведает петербургский историк Петр Базанов.
Петр Базанов: Русская эмиграция в Италии Второй волны это такой провинциальный участок русской эмиграции Второй волны. Настоящая жизнь кипела, конечно, на территории Западной Германии. Те дипийцы, кто перебирался во Францию, в Великобританию, естественно, оказывались в непосредственном контакте с русской эмиграцией Первой волны. Но в Италии это, скажем, менее известный и менее изученный этап русской эмиграции. Чем интересна русская эмиграция в Италии Второй волны? Дело в том, что Италия во многом была, скажем так, органичным плацдармом для переезда в Африку и в Америку, как Южную, так и Северную. В особенности в Южную Америку, в особенности, в Аргентину. Именно через Италию выбирались те эмигранты, которые не хотели иметь никаких отношений с советской властью и вообще не хотели иметь упоминаний среди, даже часто лояльных, союзников. В то же время, из дипийских лагерей, которые были в Италии, были точно такие же массовые выдачи, как и с территории оккупированной Германии и Франции, но это значительно меньше известно. Если трагедия казаков из Лиенца довольно хорошо известна в нашей историографии, то такая же ситуация, которая случилась в лагере Чинечитта, значительно менее известна. Трагедия в лагере под итальянским городом Римини значительно меньше известна, хотя она, наверное, наиболее кровавая. Дело в том, что там, уже зная, что их будут выдавать в Советский Союз, узники оказали активное сопротивление и даже попытались у английских солдат отбирать винтовки и оружие. В результате чего те пошли в штыковую атаку, несколько человек были убиты, но все равно они были погружены и доставлены в советскую зону оккупации. Русская зарубежная православная церковь там практически ежегодно служит службу по невинно убиенным. Вторая история, которая характеризует русскую эмиграцию в Италии, это тоже трагедия, это случай с итальянскими островами Липари. Это острова в Средиземном море, рядом с которыми были сняты с аргентинских кораблей русские эмигранты, уже получившие аргентинские паспорта, потому что их собирались выдать в Советский Союз. Случился огромный международный скандал, к которому подключились и журнал «Таймс» в Нью-Йорке, и многие эмигрантские политические организации, и тогдашний президент Аргентины Хуан Перон. Во-первых, это не имело никаких оснований, во-вторых, это считались не граждане, жившие по Нансеновским паспортам, не бывшие советские люди, а жители Аргентины.
Иван Толстой: А что издавалось русскими на итальянской территории?
Петр Базанов : В отличие от Германии и Австрии, в отличие от других государств, где оказались представители Второй русской эмиграции, в Италии было очень мало периодических изданий русской эмиграции. В Риме издавался «Русский клич» – наиболее известное периодическое издание. Сначала, естественно, оно начиналось как мимеограграфическое издание, а потом превратилось в печатное. «Русский клич» выходил под эгидой Русского собрания, председателем которого был князь Сергей Георгиевич Романовский-Лейхтенбергский, поэтому у них кое-какие деньги были. Там участвовали наиболее известные русские эмигранты Первой волны, а из Второй волны я бы выделил Владимира Андреевича Рудинского, впоследствии известного публициста второй половины 20-го века (настоящие его имя и фамилия Даниил Федорович Петров, он ушел из-под Ленинграда с Голубой дивизией, где был переводчиком), и Бориса Николаевича Ширяева. Были и другие периодические издания, но они значительно менее известны. «В добрый час» - издание Окружного Совета Российского Монархического Движения, которое возглавлял Александр Николаевич Мясоедов, один из членов Лицейского объединения в Италии. Честно говоря, поэт второго ранга, если не третьего. Еще выходил информационный бюллетень в Риме под названием «Отовсюду», а в Римини выходил маленький журнальчик «Оса» сатирического характера. Кроме периодических изданий выходили книги и брошюры, но они были очень маленького тиража и практически все пропали. Может быть, что-то сохранилось непосредственно в итальянских библиотеках, я, к сожалению, не видел ни одного из этих изданий, хотя старался их найти. Еще должен сказать, что на территории Италии больше действовали издания, которые присылались из Германии, из США, из Южной Америки и даже из соседней Греции.
Иван Толстой: И, наконец, наш знаменитый современник Иосиф Бродский. Что значила для него Италия и что – Рим? Рассказывает итальянская славистка Рита Джулиани.
Рита Джулиани: Италия и Рим имели огромное значение и в творчестве, и в жизни Бродского. Дело в том, что он чувствовал себя и был изгнанником, и из-за этого он искал вторую родину. Америка очень щедро принимала его, но так как он был русским, Америка оказалась для него слишком суровой страной - он чувствовал себя европейцем, а, значит, до конца он никогда не чувствовал себя дома в Америке. Его дом оказался в Европе, особенно Италия и Рим привлекали его, и он каждый год на зимние каникулы, во время Рождества и Нового Года, приезжал в Италию. Он объединял вместе и Рим, и Венецию. В то время как все знают о любви Бродского к Венеции, любовь к Риму не так очевидна и изучена. Поэтому мне было очень интересно искать у Бродского Рим, как город, как место души, как место, где жить спокойно и творчески. То, что ему прекрасно удалось. Он искал и нашел, во-первых, историю современного человека и корни даже русского человека, потому что он был учеником Мандельштама, и он, как Мандельштам, обожал всемирную культуру. И в Риме он нашел первоисточник европейской цивилизации и первоисточник русской истории. И то, что достаточно очевидно в Риме, что есть разные слои истории – древность, средневековье, Возрождение, современная эпоха - все это на виду. Это как коллажи, как музей на открытом воздухе. И он в Риме искал и нашел историю европейской культуры. Если читать его вещи, его тексты, там есть такая компетентность в истории древней культуры, в истории древней философии! У него была сплошная, но легкая эрудиция. А здесь вся история была под рукой. То, что мы можем найти, например, в стихотворениях Бродского, посвященных Риму. Их очень много: есть и «Римские элегии», и..Тей - настоящий готический шедевр, есть прозаические очерки по истории Рима, истории культуры, есть любовь, например, к Овидию, латинскому поэту изгнаннику. Он чувствовал себя современным Овидием, и это, конечно, трогает.
Иосиф Бродский: «Римская элегия»
 |
I
Пленное красное дерево частной квартиры в Риме.
Под потолком - пыльный хрустальный остров.
Жалюзи в час заката подобны рыбе,
перепутавшей чешую и остов.
Ставя босую ногу на красный мрамор,
тело делает шаг в будущее - одеться.
Крикни сейчас "замри" - я бы тотчас замер,
как этот город сделал от счастья в детстве.
Мир состоит из наготы и складок.
В этих последних больше любви, чем в лицах.
Как и тенор в опере тем и сладок,
что исчезает навек в кулисах.
На ночь глядя, синий зрачок полощет
свой хрусталик слезой, доводя его до сверканья.
И луна в головах, точно пустая площадь:
без фонтана. Но из того же камня.
 |
II
Месяц замерших маятников (в августе расторопна
только муха в гортани высохшего графина).
Цифры на циферблатах скрещиваются, подобно
прожекторам ПВО в поисках серафима.
Месяц спущенных штор и зачехленных стульев,
потного двойника в зеркале над комодом,
пчел, позабывших расположенье ульев
и улетевших к морю покрыться медом.
Хлопочи же, струя, над белоснежной, дряблой
мышцей, играй куделью седых подпалин.
Для бездомного торса и праздных граблей
ничего нет ближе, чем вид развалин.
Да и они в ломаном "р" еврея
узнают себя тоже; только слюнным раствором
и скрепляешь осколки, покамест Время
варварским взглядом обводит форум.
 |
колонна Траяна, доминировавшая над всем комплексом. Колонна была украшена замечательными по своей выразительности рельефами, повествующими о военных победах императора, об успешных кампаниях римской армии по форсированию Дуная и захвату территории современной Румынии. |
III
Черепица холмов, раскаленная летним полднем.
Облака вроде ангелов - в силу летучей тени.
Так счастливый булыжник грешит с голубым исподним
длинноногой подруги. Я, певец дребедени,
лишних мыслей, ломаных линий, прячусь
в недрах вечного города от светила,
навязавшего цезарям их незрячесть
(этих лучей за глаза б хватило
на вторую вселенную). Желтая площадь; одурь
полдня. Владелец "веспы" мучает передачу.
Я, хватаясь рукою за грудь, поодаль
считаю с прожитой жизни сдачу.
И как книга, раскрытая сразу на всех страницах,
лавр шелестит на выжженной балюстраде.
И Колизей - точно череп Аргуса, в чьих глазницах
облака проплывают как память о бывшем стаде.
 |
итальянские красотки с размерами 120-90-120. |
IV
Две молодых брюнетки в библиотеке мужа
той из них, что прекрасней. Два молодых овала
сталкиваются над книгой в сумерках, точно Муза
объясняет Судьбе то, что надиктовала.
Шорох старой бумаги, красного крепдешина,
воздух пропитан лавандой и цикламеном.
Перемена прически; и локоть - на миг - вершина,
привыкшая к ветреным переменам.
О, коричневый глаз впитывает без усилий
мебель того же цвета, штору, плоды граната.
Он и зорче, он и нежней, чем синий.
Но синему - ничего не надо!
Синий всегда готов отличить владельца
от товаров, брошенных вперемежку
(т. е. время - от жизни), дабы в него вглядеться.
Так орел стремится вглядеться в решку.
Источник: http://www.svobodanews.ru/Transcript/2007/09/09/20070909213519537.html
Рим
Рим находится в самом центре Италии в области Лацио. Это самый большой по числу жителей город страны. Он раскинулся на холмистых берегах Тибра. Рим - один из древнейших городов на земле. Счет своему почтенному возрасту «вечный город» ведет с 753 г. до н. э.
В Риме сохранились отдельные памятники античности (Колизей, Пантеон, триумфальные арки, термы), целые архитектурные ансамбли (Форум), средневековые кварталы (Трастевере), многочисленные дворцы и церкви эпохи Возрождения.
В этом насыщенном историческими и архитектурными памятниками городе на одном и том же месте в разные эпохи вырастали равно знаменитые здания: например, здание Капитолия, построенное в эпоху Возрождения, покоится на античном фундаменте, оставшемся от древнеримского Табулария - хранилища государственных документов.
Живописно раскинувшийся по холмам город украшают мраморные лестницы, уютные площади с фонтанами, многочисленные монументы разных эпох - от древнейшей конной Статуи Марка Аврелия перед Капитолием до гигантского памятника королю Виктору Эммануилу II и объединению Италии. Если посмотреть на Рим с холма, бросается в глаза гигантский прекрасный купол собора св. Петра - творение великого Микеланджело.
Рим - уникальный город, в его пределах находится целое самостоятельное государство- Ватикан. Это главный центр католицизма с обилием католических церквей, созданных лучшими итальянскими архитекторами и украшенных работами великих итальянских художников и скульпторов.
В Риме - одна из самых старинных в мире консерваторий, 25 библиотек, где хранится несколько тысяч редких старинных изданий, оперный театр. Шедевры итальянской живописи и скульптуры собраны в Ватиканском, Капитолийском музеях, в галерее Боргезе, Латеране. Множество археологических находок представлены в Римском национальном музее, музее виллы Джулия. Произведения искусства XX в. собраны в Национальной галерее современного искусства и в Национальном кабинете эстампа.
Источник: http://www.google.com/imgres?imgurl=http://www.visit-italia.ru/i/pics/pim453.jpg&imgrefurl=http://www.visit-italia.ru/rim&h=360&w=450&sz=67&tbnid=qRbH0RubuIvM1M::&tbnh=102&tbnw=127&prev=/images%3Fq%3D%25D0%25A0%25D0%25B8%25D0%25BC%2B%25D1%2584%25D0%25BE%25D1%2582%25D0%25BE&usg=__1WAmC_Squv_gtK1J1SjSzvtarvk=&sa=X&oi=image_result&resnum=2&ct=image&cd=1
Что нужно сделать в Риме
1. Попробуйте провести большую полувину дня в винерии на площади Кампо-де-Фьори. Закусывать - купленными тут же с лотков клубникой и сыром. Первый бокал исчезнет под выкрики торговцев, второй - пока дворники будут разгребать оставшиеся от рынка груды цветочных лепестков и фруктовых ошметков. Если продолжить, можно досидеть до того момента, когда на площадь соберутся тусовщики со всех концов Рима - решать, куда направиться дальше.
2. Просунуть голову или руку в дырку, которую по проекту Пиранези проделали в воротах резиденции мальтийских рыцарей на Авентине. Оттуда виден купол Святого Петра и целых три государства: Мальта (которой принадлежит резиденция ордена), Ватикан (к которому приписан Сан-Пьетро) и Италия (к которой относится все, что в промежутке). Отличить отверстие с видами от простой замочной скважины очень просто: возле него всегда дежурит пара карабинеров.
3. Побегать, поиграть и полежать на травке на вилле Челимонтана. Стада японцев и немецких пенсионеров туда обычно не забредают, зато римляне виллу очень любят: приходят туда учиться, целоваться, выгуливать детей и слушать джаз.
4. Обязательно постарайтесь пройтись по Испанской лестнице: с спокойных, тихих , опусташенных из-за солнца улиц, окружающих виллу Медичи, - сразу в гул и мельтешение торгового центра. Сверху лестница пуста, снизу круглые сутки покрыта плотным слоем туристов с камерами и подростков с пивом. У подножья - фонтан "Лодочка" и главные бутики города.
5. Тихо и умиротворенно попивать кофе в баре на площади Сант-Эустакио. Говорят, что тут делают лучший капучино в Риме - а значит, и в мире. Эспрессо, впрочем, тоже выдающийся: состоит он в основном из сладкой пенки, но крепости при этом необычайной.
6. Залезть в подземелье церкви Сан-Клементе. Боковой фасад у нее малопримечательный - XVII века. Мозаика в апсиде волшебная, XII века. Под ней то, что осталось от предыдущего здания, VIII века; самое занятное - пестрые фрески, персонаж одной из которых ругается нехорошими словами (это одна из первых в истории надписей на итальянском). Еще ниже - древнеримские склады и храм Митры (I века). А совсем в глубине течет река. Ее не видно, зато очень хорошо слышно.
7. Попить воды из фонтана перед палаццо Венеция, а после кинуть монетку и загадать желание. Вода в центр города до сих пор поступает по античным акведукам, поэтому она чище и вкуснее, чем любая минералка. И на источник наткнуться несложно: фонтанов в Риме больше трех тысяч - от невзрачных чугунных колонок с краниками до пышно-размашистого фонтана Треви.
Базилика Максенция. IV в. Рим, Италия.
Весьма распространенным римским сооружением являлась базилика — прямоугольное вытянутое здание,
предназначенное для общественных собраний и советов. Здание разделялось продольными рядами опор
(колонн, столбов) на несколько проходов — нефов. Средний неф был обычно шире и выше боковых
и освещался через окна над боковыми частями. Чаще всего он завершался выступом — апсидой.
Впоследствии архитектурная форма базилики использовалась как образец при строительстве христианских храмов.
8. Можно немного позабавиться и взобраться на Авентин, попытаться сорвать что-нибудь с дерева в апельсиновом саду. Апельсины, правда, абсолютно несъедобны, зато выглядят, как на возрожденческой фреске, и пахнут одуряюще.
9. Отведать необыкновенно вкусного мороженого из кафе "Джолитти", сидя на ступеньках у Пантеона. Площадь перед единственным целиком сохранившимся античным зданием - одна из самых живописных и веселых в городе, а "Джолитти" - такая же местная достопримечательность, как колонна Марка Аврелия или могила Рафаэля
10. Приобрести вилку для спагетти нового дизайна. Самые лучшие попадаются на набережной: в лавке при ресторане Gusto напротив Алтаря мира и в маленьком киоске у въезда на мост имени Кавура
Источник: http://www.google.com/imgres?imgurl=http://www.rimda.ru/images/p1.jpg&imgrefurl=http://www.rimda.ru/&h=370&w=566&sz=227&tbnid=NrJk39Oj-rV6eM::&tbnh=88&tbnw=134&prev=/images%3Fq%3D%25D0%25A0%25D0%25B8%25D0%25BC%2B%25D1%2584%25D0%25BE%25D1%2582%25D0%25BE&usg=___7dzw3d2kW4y-0M6M8G8tf64NXM=&sa=X&oi=image_result&resnum=3&ct=image&cd=1
Рим, один из самых древних и самых великих городов мира, насчитывает почти трехтысячелетнюю историю. Латинский язык, родившийся в этом городе, многие века был официальным языком культуры - законодательство, установленное в Риме, стало базой западного правового общества; его искусство - было взято за образец всем миром. Влияние этого города, сначала - столицы Римской Империи, затем - столицы западного христианства, не имеет себе равных в истории.
Город, в который ведут все дороги, город на семи холмах, все это Рим - город с многовековой историей. Все прошлое нынешней Италии сплелось в нем, от времени становления Римской Империи, до наших дней. Трудно сосчитать все памятники, храмы, арены, трудно понять величие Рима, но можно понять его величие и осознать всю его красоту. Некоторые люди говорят, что нельзя понять Италии, не побывав в ее сердце, в Риме.
Достопримечательности
Рим является одной из самых крупных достопримечательностей Италии и мира. В его пределах расположен город-государство Ватикан, а такжебесценные памятники и ансамбли античности - Римский и Императорский Форумы, Виа Аппиа, Арка Септимия Севера, Базилика Эмилия, Курия, храм Антонина и Фаустины, Дом Весталок, храм Весты, храм Ромула, храм Кастора и Поллукса, базилика Максенция, арка Тита, Палатин, Домус Августана, Палаццо дель Флави, Стадион-ипподром, символ города - Колизей, древний ипподром Циркус Максимус (Чирко Массимо), наиболее сохранившееся древнеримское здание, лучший образец архитектуры периода Адриана - Пантеон (около 125 г. н. э.), Термы Каракаллы и множество других великолепных сооружений.
Памятники средневековья, Возрождения и барокко также не менее разнообразны - Катакомбы, в которых укрывались от преследований первые христиане, раннехристианские и средневековые церкви, украшенные великолепными мозаиками, окруженная грандиозными дворцами самая известная площадь Рима - Пьяза Навона с тремя фонтанами, Площадь Испании, Капитолийский холм, Фонтана ди Треви, капелла Санта Санкторум, в которой находится Скала Санта - лестница, по которой поднимался Христос на суд Понтия Пилата, иезуитская церковь Сант Игнацио, церкви Св. Лаврентия (покровителя Рима), Санта Мария Маджоре, базилика Св. Иоанна Латеранского (IV в., перестроена в XVII-XVIII вв.), базилика Св. Павла (IV в.), базилика Св. Петра-в-Цепях (V в.), внутри которой находится мраморная скульптура Моисея работы самого Микеланджело, церковь Тринита-дей-Монти (XV в.), Св. Пракседы, Санта Кроче ин Джерусалемме, Капелла Санта Санкторум, собор Св. Иоанна, собор Сан Паоло фуори ле Мура (собор Св. Павла вне Стен), форт Кастель-Сант-Анжело, построенный первоначально как мавзолей императора Адриана и в средние века перестроенный под укрепление, фонтан "Наяды" на площади Пьяза Република и фонтан "Тритон" на Пьяза Барберини, термы Диоклетиана (IV в. н. э.), превращенные по проекту Микеланджело в церковь, а также огромное множество других достопримечательностей, без которых невозможно себе представить "Вечный Город". Музеи и выставочные галереи Рима также входят в сокровищницу мировой культуры.
Галерея Боргезе обладает превосходной коллекцией античного и барочного искусства. Палаццо Массимо алле Терме - самое полное в стране собрание античного искусства, нумизматики и древних мозаик. В отдельном здании расположены лучшие античные скульптурные бронзовые работы. Капитолийские музеи на одноименном холме - это целый комплекс картинных галерей и выставочных залов с превосходной коллекцией античной скульптуры и мозаики.
Палаццо Барберини (Музей античного искусства) - одно из лучших в стране собраний икон, портретов и других работ великих мастеров Возрождения. На живописных холмах неподалеку от столицы лежит целый район отдыха римской знати и императоров. В Кастельгандольфо, прямо на месте легендарного города Альба Лонга - родины Рема и Ромула, расположена вилла Папы Римского.
Неподалеку лежат уникальные кратерные озера Альба и Неми, придающие пейзажу особое очарование. В Тиволи (30 км. от Рима) привлекают внимание грандиозные руины Виллы Адриана (118 г. н. э.), называвшейся "виллой пятисот фонтанов". Вилла д'Эсте (1550 г.), представляющая собой грандиозный объект садово-паркового искусства, а также лежащая поблизости Вилла Грегориана с великолепным водопадом (высота ок. 160 м.), гротами и парком, также входят в список "сокровищ" Италии. Лидо ди Остия (28 км. от Рима) - оживленный морской порт Римской Империи с амфитеатром, храмами, мощеными мостовыми и роскошными термами, недалеко от которого возник более поздний город с современной зоной отдыха - песчаными пляжами, небольшими отелями, красивой набережной и множеством баров и ресторанчиков.
Источник: http://www.google.com/imgres?imgurl=http://tour2006.com.ua/userfiles/%D1%80%D0%B8%D0%BC.jpg&imgrefurl=http://tour2006.com.ua/tours/europe/8/78&h=645&w=489&sz=170&tbnid=QtwCfovQldZfpM::&tbnh=137&tbnw=104&prev=/images%3Fq%3D%25D0%25A0%25D0%25B8%25D0%25BC%2B%25D1%2584%25D0%25BE%25D1%2582%25D0%25BE&usg=__-rDmy79wc9C29wBxcA1M9OyHKl0=&sa=X&oi=image_result&resnum=1&ct=image&cd=1
