Иосиф Бродский.
Источник: http://www.interlit2001.com/kocherga-es-3.htm
МОЙ БРОДСКИЙ
Что означает имя «Иосиф Бродский» для истории русской и мировой литературы — известно. Однако, что значит это имя для каждого конкретного ценителя поэзии — вопрос исключительно индивидуальный.
В цикле стихов, появлявшихся на протяжении последних двенадцати лет (т.е. с года смерти поэта), отразился мой личный опыт пристального и неизменного внимания к творчеству, судьбе и личности этого человека. Не мне судить о представленных текстах, да и дело вовсе не в них, а в том, с кем и с чем они связаны. И в этом отношении, возможно, мой опыт окажется для кого-то небезразличным, хотя бы, как иной, отличный от собственного, взгляд на одно из самых заметных поэтических явлений второй половины ХХ века.
Но в чём я действительно уверен, так это в том, что несомненный интерес вызовет фотография Бродского, которая нигде не публиковалась и была сделана незадолго до его смерти Ириной Тайс, нынешней владелицей магазина русской книги «21» в Манхэттене. Я не хотел бы навязывать своё восприятие этого снимка, но высказать собственное мнение имею право. Мне кажется, что этот «непоэтический» Бродский запечатлен в проявлении своей доброжелательности, открытости, человечности, т. е. тех качеств, в которых ему отказывали многие его биографы и жизневспоминатели.
ДВА ДНЯ В ГОДУ
(28 января, 24 мая)
Владеет выговор картавый
одним процентом населенья*,
а остальным достанет славы
для погребенья и забвенья.
Готовит встречу расставанье,
хотя уже иного рода:
«Указ» подписан «об изданьи
стихов поэта для народа».
Ну, а народу это надо,
как будто стало вдоволь хлеба
и в меру пьяного надсада,
и наркотического бреда.
Сегодня лучший день премьера.
И на богемном Гринвич Виллидж
он пролетает, как фанера — **
такого больше не увидишь,
хотя — нелепость непреложна.
И на кладбИще, ближе к лету,
букет из желтых роз возложат...
другому «русскому» поэту.***
Напишет Богу анонимку
заклятый друг, сочтя обиды,
и «надурняк» парит в обнимку
с Эмпайр Билдинг.
«Плывёт караблик...» по каналу
венецианскому. По Мойке
плывёт дерьмо, как символ славы
и уплывает на помойку.
А на «вэст сайде», у Гудзона,****
в плаще потёртом тень маячит.
И эта тень, и эта зона —
два дня в году чего-то значат.
* «...поэтическая аудитория редко насчитывала больше одного процента населения». Иосиф Бродский. Речь в Шведской Королевской Академии при получении Нобелевской премии.
** В дни прощания с Иосифом Бродским в Нью Йорке находился тогдашний российский премьер, который неожиданно для всех прибыл на траурные церемонии.
*** После кончины, во время захоронения Иосифа Бродского на кладбище Сан-Микель в Венеции, от Президента России был послан букет желтых роз. Однако, «цветы запоздалые» странным образом попали на могилу американского поэта Эзры Паунда.
**** «вэст сайд» — западная сторона Манхэттена, выходящая на Гудзон.
ДРУГОЙ ГОЛОС
С этим голосом день ото дня
моя жизнь — как бы и неуместна:
он не то чтобы глушит меня,
а звучит за меня, или вместо.
Не по-русски грассируя «эр»,
он не знает соперников в русском.
На таком языке ноосфер,
очевидно, писали этруски
и молился в скитах старовер,
говоря без посредников с Богом.
Этот голос и мне не в пример,
но его понимаю, немного.
ПРИСУТСТВИЕ ПОЭТА*
Две картинки Венеции
мой вместил коридор —
из помойной коллекции
раритетный отбор.**
Не успеешь раздеться — и
смотрят прямо в упор
две картинки Венеции,
намалёванный вздор.
Не Париж и не Греция —
весь нью-йоркский декор:
две картинки Венеции,
узкий мой кругозор.
* По завещанию Иосифа Бродского, он похоронен в Венеции на острове-кладбище Сан-Микель.
** На нью-йоркских «мусорках», так называемом «гарбидже», можно найти всевозможные старые вещи, пригодные для использования: мебель, телевизоры, светильники, даже картины.
ХЭЛЛОУИН В ГРИНВИЧ ВИЛЛИДЖ
На Гринвич Виллидж — лицедеи,
и шут гороховый острит.
Я лицедеить не умею
на Мортон Стрит, на Мортон Стрит.*
Живут своею жизнью геи —
известный здешний колорит.
И лесбияночка, как фея,
над тёмным сквериком парит.
Уйти отсюда поскорее —
но в палисаднике горит
мне всё призывней и сильнее
его окно на Мортон Стрит.
Окно горит не угасая,
хотя хозяина здесь нет.
Откуда этот, я не знаю,
меня преследующий свет?
* Мортон Стрит — улица в Гринвич Виллидж, знаменитом районе Манхэттена, где живут художники, поэты, музыканты и где долгие годы прожил Иосиф Бродский.
КАФЕ «РЭДЖИО» *
Придумал Нобель динамит —
неплохо для начала...
Давай, пройдём по Мортон Стрит
на Запад, до причала.
Потом придумал этот швед
то, что взрывчатки круче...
Давай зайдём, ему вослед,
в кафе, на всякий случай.
Он здесь заказывал обед
и нарушал обеты
(не швед, конечно же, не швед):
курил, читал газету...
Давай мы выпьем тут вина...
Уже в продаже нету?
...Он допивал бокал до дна,
курил, читал газету...
Тогда закажем — здесь дают —
«экспрессо» с кофеином.
И жизнь продлим на пять минут,
«что оказалась длинной».
* кафе «Рэджио» — любимое кафе Иосифа Бродского, расположенное недалеко от его бывшего жилья в Гринвич Виллидж.
РОМАН БЕЗ ЭПИГРАФОВ *
Один поэт, амикашон
мундира голубого,
поведал, якобы, что он
вступился за другого.
Другой же, изгнанный поэт,
за эту «креатуру»
писал, что первый — был клеврет
и негодяй, в натуре.
...И вот изрёк поэтовед,
сменив былые позы:
хорошим — первый был поэт;
другой — писал доносы.
Меж тем, еще большой вопрос —
кто на кого писал донос?
Но, если честно, без доносов —
в «романе» этом нет вопросов.
* перифраз названия нашумевшего произведения Владимира Соловьёва «Роман с эпиграфами».
«ВОЛШЕБНЫЙ ХОР» *
Кто этот выдумал «квартет» —
теперь «трилистник»?
Кто был учитель? Кто поэт?
А кто завистник?
Предвидеть прошлое нельзя
и, тем не менее,
получат всё твои друзья —
квартиры, премии...
Один из них, за гонорар,
прервав терпение,
издаст паскудный мемуар
в отместку гению. **
Ведь ты обрёк хранить и знать
любую малость,
которая с тобой, как знак,
соприкасалась.
И тот венецианский снег,
и Марциала,
и ту, что значилась для всех
в инициалах.
* «Волшебным хором» Анна Ахматова называла группу тогда молодых поэтов — Евгения Рейна, Анатолия Наймана, Дмитрия Бобышева и Иосифа Бродского,которые были близки к ней и которым она покровительствовала.
** Имеются в виду мемуары Дмитрия Бобышева «Я здесь (Человекотекст)».
У ВИТРИНЫ КНИЖНОГО МАГАЗИНА
Курю на углу, как стою на краю —
у книги его и портрета.
Не то, что о чём-то я с ним говорю —
а просто стою у поэта.
Смотрю на лицо: как в колодце на дне
часть неба мерцает высоко.
Я знаю: ему было хуже, чем мне
стоять на углу одиноко.
* * *
Только слышу: Итака, Итака, Итака...
А какую он рифму сюда подобрал?
Не припомнить. И надо ли это? Однако,
помню, мне открывался его интеграл.
И по следу я полз до конца, как собака,
чтоб в конце обнаружить кромешный провал.
Но преследует эта Итака, Итака...
и предсмертный его одинокий оскал.
* * *
«Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность».
Иосиф Бродский
Он ничего не выбирал —
ни век, ни кладбище, ни место,
ни эшафот, ни пьедестал,
ни мать, ни друга, ни невесту.
И не пришел он умирать
туда, где этого момента
так ждала в Питере кровать
и на Мосфильме кинолента.
И землю он не выбирал —
везде суглинок, в самом деле:
там, где на Мортон Стрит подвал
и где приют на Сан-Микеле.
Он просто вздрогнул и упал
на пол. На время. На чужбину.
Держу в руке кусочек глины,
что в рот поэту не попал.
Источник: http://www.interlit2001.com/kocherga-es-3.htm
