Спорные страницы
Лицо портретируемого успевает сменить десятки оттенков и смыслов,
прежде чем фотограф, издалека настороженно следящий через телевик за его чертами,
мысленно скажет простое "да!" - и тихо нажмет на кнопку затвора...
Если энтузиазм и время позволяют, то за вечер или день съемок могут накопиться сотни кадров,
в которых фотограф будет искать немногие, максимально выразительно запечатлевшие его идею.
В этом снимке, как фаза сна, видна глубокая погруженность поэта в себя -
и зрителю остается лишь толковать увиденное, сопереживать и сочувствовать...
Фото М.Лемхина. Дата и место съемки не указаны.
Источник: Mikhail Lemkhin. Joseph Brodsky. Leningrad. Fragments. New York: Farrar, Straus & Giroux, 1998.
Книга для сканирования предоставлена разработчику Ольгой Шамфаровой 07.07.2008. - Спасибо, Оля!
Предисловие Чеслава Милоша к фотоальбому Михаила Лемхина
Ничто в двадцатом столетии не предвещало появления такого поэта как Бродский. Это было столетие революций, ведущих к тоталитарным системам; жесточайших войн и военных преступлений; эрозии традиционных религий, подорванных наукой и техникой, а также философией Маркса, Ницше и Фрейда. Невообразимый гвалт от криков, проклятий и идей, борющихся друг с другом, поднимался в небо, заполняя каждую точку пространства. Всему этому Иосиф Бродский противопоставил свое призвание слуги Музы, что значило быть слугой языка. Он считал, что поэт пишет, чтобы удовлетворить своих предшественников, а не своих современников.
Свидетель и участник катаклизмов своего столетия, он знал его разочарования и отчаяние, но сумел сохранить свою независимость не только от коллективистской политической догмы советского общества, но и от многообразных безумных идей, осаждавших умы на Западе. Почти невероятно, что голос русского поэта пробился через этот всемирный шум и был признан всюду как трезвое напоминание о иерархии, существующей в изящной словесности, иерархии, которая выше сиюминутной моды.
Бродский сознавал свою петербургскую традицию; интеллектуально он был сформирован прежде всего Достоевским - более того, Достоевским в интерпретации Льва Шестова. Это влияние вооружило его против розового прогрессивизма, свойственного большей части русской литературы девятнадцатого века. Оно же привело его ближе к иудео-христианской традиции, глубоко укорененной в русском языке. Стихи с сюжетами, взятыми из Ветхого и Нового Заветов, составляют важную часть его творческого наследия.
Поразительная независимость Бродского как поэта и мыслителя находит свое объяснение не только в необычайной одаренности ума и сердца. Его эссе, написанные по-английски, свидетельствуют о его редкостной эрудиции и доказывают, что в юности он сумел образовать себя лучше, чем любая школа. Молодые ленинградские поэты в его компании были ненасытными читателями, исследователями библиотек и букинистических магазинов своего города. Неблагоприятные обстоятельства не останавливали их усилий в самообразовании - скорее они даже оказывались благоприятными, позволяя им жить в полной независимости от идеологии, проповедуемой государством. Эти поэты сохранили уважение к свободе мнений и сегодня могут гордиться Бродским как одним из них.
В эпоху распада и потерь, когда все моральные ценности человечества, накопленные веками, казались утраченными, очень нужен был поэт, который стремится быть продолжателем. Иосиф Бродский не был прельщен ни одним из авангардистских течений. Новизна его поэзии прочно основана на языке и идеях поэтов, которые были его предшественниками. Он был строителем мостов в прошлое - к великому периоду русской поэзии девятнадцатого и начала двадцатого столетий. Эта тропа направила его и к старейшему наследию, к Горацию и Овидию.
Перевод Галины Славской
11 июля 2008 г.
Спасибо за этот перевод, Галя!
Выполненный Галиной Славской перевод текста Сюзан Зонтаг см. здесь. - Спасибо, Галя!
Выполненный Галиной Славской перевод текста Михаила Лемхина см. здесь. - Спасибо, Галя!
