Спорные страницы
Компьютерная графика - А.Н.Кривомазов, Москва, июль 2009 г.
ЛЕВ КУКЛИН
ГИДРОПОННАЯ ПОЭЗИЯ
I
...Хорошо помню, как нежарким майским утром на тихой Гинзе (главная улица Токио по воскресеньям закрывается для автомобильного транспорта и превращается в любимое место прогулок и покупок) я зашёл в прохладный аквариум огромного универсального магазина - и невольно остолбенел. Я надолго уставился на небольшое дерево в центре обширного вестибюля. Сражала его полная, абсолютная неподвижность - на нём не шевелился, не трепетал ни один зелёный листочек! И на всю свою почти трёхметровую высоту оно, это деревце, было увешано красными, аккуратными плодами, неотличимо одинаковыми по размеру, словно бы их специально вытачивали на токарном станке.
Можно было бы равнодушно скользнуть взглядом по глянцевитым зелёным веткам: "А, имитация!", но... Вечное любопытство плавающих и путешествующих пересилило, и я подошёл вплотную.
Нет, это была не имитация. Передо мной стояло настоящее деревце, точнее говоря - чудовищных размеров помидорный куст, ибо то, что я на первый взгляд принял за красные шарики, оказалось самыми настоящими томатами!
Но самым поразительным для моего восприятия опытного дачника-огородника представилась, так сказать, нижняя, обычно скрытая в земле, часть этого дерева: его корни, белые до неправдоподобия, подобно невиданному кораллу, были погружены в большой стеклянный куб, наполненный бесцветной прозрачной жидкостью.
И было это не на специальной показушной ВДНХ - Выставке Достижений Народного Хозяйства (кто сейчас помнит эту популярную в застойные годы аббревиатуру?!), а так - посреди повседневных житейских забот и торговой суеты японцы изобретательно и остроумно рекламировали - или, ежели угодно, - пропагандировали свои достижения в области сельского хозяйства... Или промышленности?!
Кстати сказать, особо недоверчивым и не верящим собственным глазам (в числе коих первоначально оказался и я!) плоды Помидорного Дерева давали попробовать, - как говорится, прямо с куста. Должен признать, что на вкус они ничем - ну, ничем! - не отличались от наших тепличных помидорчиков фирмы "Лето". Крепенькие, аккуратные, глянцевитые, независимые от родной почвы, выросшие на компьютерно рассчитанных и точно отмеренных дозах микроэлементов в специальном питательном растворе...
Говорят, гидропоника - агротехника будущего...
Но к чему, вольны вы спросить, этот подробный экскурс в тонкости выращивания томатов в данной литературоведческой статье?! Дело в том, что я-то как раз и пишу не о сельском хозяйстве, а об определенного сорта поэзии. Да, да! Той самой - гидропонной...
II
На мой взгляд - самым типическим, так сказать, - демонстрационно-показательным примером такой "гидропонной поэзии" является поэт Иосиф Бродский.
Да, я знаю, что он удостоен Нобелевской премии; точно так же многим достаточно хорошо известны пути, которые привели его к этой награде. Причины этого, коротко говоря, лежат во внетекстовой области. Древние говорили в подобных случаях: "Избавь нас от подробностей твоей судьбы, дай нам возможность оценить тебя по твоему таланту." Мудрая фраза!
В наши дни лучше других об этих обстоятельствах сказала Анна Ахматова: "Какую биографию создают нашему рыжему, - обронила она. - Как будто он сам специально об этом попросил..." Об этой фразе - с особым, прямо-таки нескрываемым удовольствием! - поведал в своей автобиографической книге многолетний личный секретарь Анны Андреевны - Анатолий Найман, считавшийся в те далёкие 60-е годы другом Иосифа.
Ахматова, разумеется, имела в виду суд над "тунеядцем, пишущим стихи" и его ссылку в Архангельскую... чуть не написал: губернию! И в самом-то деле: чем не Пушкин?!
Как я уже сказал выше, - тайные пружины репутации, создаваемой Иосифу Бродскому в наше шибко политизированное время, когда и поэты являются либо участниками различных шоу, либо мелкой разменной монетой чьих-то крупных интересов, никогда впрямую не связываются с подлинными достоинствами текста. О том, что искусственное, старательное подсаживание на пьедестал и разнообразные внетекстовые мотивации не являются определяющими для настоящей любви или хотя бы популярности стихотворца, может свидетельствовать нехитрый, но безошибочный опыт, который вы сами легко можете повторить. Я же проделывал его неоднократно…
Когда кто-нибудь, захлёбываясь от восторга, говорит вам, что Бродский для него важнее Пушкина, - спокойно попросите его прочесть наизусть хотя бы два-три стихотворения его кумира, - кроме, разумеется, затасканных всеми строк: "...на Васильевский Остров я приду умирать..."
Уверяю вас - в девяти случаях из десяти этот брызжущий слюной восхищения апологет сконфузится, съёжится и скиснет... Конечно - поступок прямолинейный, но результат всегда превосходный и недвусмысленный.
Замечу, кстати, что кто-то из "стариков" в пятидесятые годы применительно к "Василию Тёркину" Твардовского заметил, что подлинно общенародная известность приходит к поэту тогда, когда его стихи начинают читать люди, обычно стихов не читающие...
Конечно, положение И.Бродского в русскоязычной литературе было уникальным: еврей, живущий в Америке, читающий лекции на английском, а стихи свои пишущий на русском...
На этом самом месте, точнее - на этом определении позволю себе задержаться, чтобы чётко и недвусмысленно прояснить своё отношение к этому ныне широко употребляемому - с различными оттенками! - термину.
Для меня прилагательное "русскоязычный" не имеет никакой идеологической, политической, кровной или иной другой окраски; то есть я отношусь к нему как к чисто информационному, оценочному термину.
Поясню примерами: поэт Олжас Сулейменов, казах, живущий ныне в республике Казахстан и пишущий на русском языке, - безусловно, является русскоязычным писателем;
Чингиз Айтматов, гражданин республики Киргизия, долгое время живёт в Люксембурге, но пишет на русском языке (или, ежели хотите - сам себя переводит!) - кто он, как не русскоязычный писатель?
Расул Гамзатов, гражданин России, живущий в Дагестане, стал известен во многих странах в переводах именно с русского (кто на Западе знал экзотический аварский язык?!), поэтому, разумеется, воспринимается как русскоязычный писатель.
Почему же тогда этот самый общепринятый лингвистический термин, применяемый к поэту, живущему в англоязычной среде, полноправному гражданину Америки, пишущему на русском языке, - почему же этот термин приобретает какую-то смутную, оскорбительную, чуть ли не антисемитскую окраску? Видимо потому, что в этом искажённом толковании кто-то кровно заинтересован…
Кстати, вы не думали над тем, как называют в Израиле любого приезжего еврея, который не говорит на иврите? Франкоязычный, испаноязычный? Почему же тогда русскоязычный "олим" из Одессы - это, извините, хуже?!
Правда, схожий пример имелся в родной поэзии: Фёдор Тютчев, дипломат, два десятка лет прожил в Германии, в немецкоязычной среде. И вот загадка гения: из 360 его стихов две трети, а именно - 240! - созданы им в Баварии, на немецком юге, но многие из них, написанные о немецкой природе на русском языке, - стали любимыми, хрестоматийными стихами о… русской природе!
Быть может, разгадка сего парадокса в том внутреннем ощущении принадлежности, чувстве родины, земли, национальной почвы как внутренней духовной сущности, а не только языка? Сочинителя Гоголя, живущего в Риме, мы считаем вполне российским писателем, а вот Набокова, живущего в Париже, таковым считать как-то не получается…
Иосиф Бродский в восьмидесятых годах XX века - писатель в полном смысле этого слова космополитичный, так сказать - естественный гражданин мира. Я говорю об этом в житейском смысле слова и без малейшего осуждения. В нашем маленьком круглом мирке, с его достаточно развитыми транспортными коммуникациями, проблема физического пребывания, бытового жительства для пишущего человека вообще не возникает. Важно другое: какими земными соками он питается, в какую почву погружены его корни, какие дожди поливают его непокрытую голову, что именно он хочет сказать на родном языке...
Или - только описать... муху, как это виртуозно делает Бродский?!
Пока ты пела, осень наступила.
Лучина печку растопила.
Пока ты пела и летала,
похолодало.
Теперь ты медленно ползёшь по глади
Замызганной плиты, не глядя
туда, откуда ты взялась в апреле.
Теперь ты еле
передвигаешься, и ничего не стоит
убить тебя. Но, как историк,
смерть для которого скучней, чем мука,
я медлю, муха...
И так далее, двадцать одна главка по двенадцать строк, всего, стало быть, 252 строки потрачены стихотворцем на это увлекательное занятие!
А ведь это количество стихотворных строк составляет более чем половину от "Медного Всадника", в котором, как известно, всего 465 строк... Но как же различна в данном случае смысловая и идейная нагрузка на единицу стихотворной строки!
Разумеется, мне могут возразить, что "Муха" - это философская поэма, сознательная провокация, изысканная игра словом... В таком случае я предпочту игру откровенную: "Муха, муха, цокотуха, позолоченное брюхо…" Куда как виртуознее!
Вот я беру - для иллюстрации своей мысли - одно из лучших по мастерству стихотворений И.Бродского "Осенний крик ястреба" из его одноимённой книги, изданной в 1990 году:
Северозападный ветер его поднимает над
сизой, лиловой, пунцовой, алой
долиной Коннектикута. Он уже
не видит лакомый променад
курицы по двору обветшалой
фермы, суслика на меже.
Сердце, обросшее плотью, пухом, пером, крылом,
бьющееся с частотою дрожи,
точно ножницами сечёт,
собственным движимое теплом,
осеннюю синеву, её же
увеличивая за счёт
еле видного глазу коричневого пятна,
точки, скользящей поверх вершины
ели; за счёт пустоты в лице
ребёнка, замершего у окна,
пары, вышедшей из машины,
женщины на крыльце.
Но восходящий поток его поднимает вверх
выше и выше. В подбрюшных перьях
щиплет холодом. Глядя вниз,
он видит, что горизонт померк,
он видит как бы тринадцать первых
штатов, он видит: из
труб поднимается дым...
Да, следует со всей определенностью признать: в этом большом стихотворении наличествуют все признаки настоящей поэзии - несомненное мастерство в обработке словесного материала; строгая строфика; естественное, как дыхание, перетекание ритма из строфы в строфу; точность и глубина рифм; недюжинная зоркость глаза и вытекающая из этого острота описаний. Но... почему же тогда эти мерные стихотворные строки так отстранены, так заунывны, чтоб не сказать - скушны?! Эти стихи своей принципиальной неторопливостью, подробностью и дотошностью описаний очень уж смахивают на перевод, скорее всего - с англоязычного подлинника.
В каком веке, в каком времени написаны эти стихи? Ведь темп мышления в них - явно несовременный! Кто это - Вордсворт или Колридж, славные представители "Озёрной школы"? Или, быть может, Вильям Блейк, имевший склонность к подробному и точному описанию экзотических животных?
Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи!
Кем задуман огневой
Соразмерный образ твой?
……………………………
Что за мастер, полный силы,
Свил твои тугие жилы
И почувствовал меж рук
Сердца первый тяжкий стук?
(Перевод С. Маршака)
В русской поэзии не находится таких образчиков "нейтрального" ко времени стихотворчества, без погружения корней в почву отечественной словесности.
Гидропоника...
III
Получение именно Иосифом Бродским Нобелевской премии по литературе было неожиданным даже для его немногочисленных почитателей за рубежом, ибо в самой России читателей у него практически не имелось, - кроме узкой литтусовки из недавнего ближайшего окружения.
Дело в том, что присуждение этой высокой награды никак не вытекало из его предшествовавшей работы и может быть рассмотрено только в политическом аспекте.
В самом деле: и Пастернак, и Солженицын, и Бродский были представлены к этой награде скорей за некие общечеловеческие заслуги, или, как выразились бы веком ранее - за страдания… Михаил Шолохов не в счёт: его премия, хоть и была более обоснована, - скажем так, с литературных позиций, тоже, как хорошо известно, явилась результатом игры определённых политических сил и интересов.
Прямо скажем; обидно за русскую литературу! Напомню, что в 1933 году Нобелевский комитет долго колебался между русским писателем Иваном Буниным, - дворянином и эмигрантом - и русским же писателем Максимом Горьким, к тому времени вернувшимся в Советскую Россию…
А в начале века так и не удостоил премии величайшего писателя, гения земли русской - Льва Толстого...
Не отмечены "Нобелевкой" ни великолепный Борис Зайцев, ни Евг.Замятин, - предтеча всех антиутопий XX века; не показались достойными премии ни А.Твардовский, подлинный, а не липовый демократ, истинный патриот, автор общенародной поэмы огромной эпической силы, ни Анна Ахматова. А ведь она, думаю, по своему поэтическому масштабу и значимости в русской поэзии ничем не уступает последнему, пятому, Нобелевскому лауреату! А уж её крестные человеческие муки не идут ни в какое сравнение с незначительными, по сути, биографическими неприятностями Бродского...
Ну, чем, скажите на милость, так уж пострадал он?! Глупым, а на самом-то деле - рекламным судом над ним? "Ах, какую биографию делают нашему рыжему"... Помните? В появлении же "поэта Бродского" как процессуальной фигуры были элементы и паноптикума, и случайности: его место мог бы преспокойно занять - с тем же результатом! - ещё добрый десяток имён тогдашних талантливых молодых поэтов. Тот же Горбовский, к примеру, или же Евгений Рейн. И я уж не говорю о поэте со всеми признаками гениальности - о Викторе Сосноре...
А уж что касается ссылки Иосифа Бродского в Архангельскую область... Помню, как на прогулке по комаровским тропинкам старый житель архангелогородчины и большой русский писатель Фёдор Абрамов мрачно буркнул: "Надо же, для меня - родина, а для него - ссылка..."
Можно, конечно, задать вопрос, - а почему это именно мне предназначался абрамовский комментарий? Отвечаю: как земляку. Мои корни, мои предки, моя юность до шестнадцати лет связаны с архангельской северной землёй (и Абрамов знал это), только он - с Пинеги, а я - с речки Синеги. И для нас жизнь в обычной северной деревне, рассматриваемая и подаваемая как наказание, была весьма и весьма обидной!
IV
Некоторые услужливые и определённым образом ангажированные критики поспешили объявить И.Бродского классиком русскоязычной поэзии. Не буду спорить... Хотя одну пришедшую на ум параллель приведу: московского модного художника Александра Шилова тоже называют готовым классиком. Он даже свой автопортрет весьма дерзко и многозначительно, как его предшественник, великий Карл Брюллов, заключил в такую же овальную раму. Не видели?! Очень, ну - прямо-таки очень похоже на классику…
Вообще следует прямо сказать, что обоснование литературных премий любого калибра - дело зыбкое (я даже не хочу подчёркивать, что зачастую - политическое). Вот примеры из совсем недавней истории: ну, кто может сейчас припомнить, - за что получили высшую советскую литературную награду - Ленинскую премию - писатели А.Аджубей, М.Бажан, Н.Грибачёв, Г.Гулям, Л.Ильичёв, Егор Исаев, П.Сатюков, Ю.Смуул? Ну, а "писатель" Леонид Брежнев?!
Разумеется, меня сразу же "поймают" воинствующие демократы и, тряся бородами, презрительно процедят через губу: так это же совковые писаки! Чего, мол, тут серьёзно толковать?
Хорошо, хорошо...Тогда поговорим именно о Нобелевской премии!
Напомню для забывчивых: первую премию по литературе в 1901 году получил француз Франсуа-Арман Сюлли-Прюдом. И, разумеется, среди примерно сотни нобелевских лауреатов в этом веке есть имена выдающиеся, общемировой известности. И называть их - сплошное удовольствие: Г.Бёлль, И.Бунин, К.Гамсун, Г.Гауптман, Дж.Голсуорси, А.Жид, А.Камю, Р.Киплинг, С.Лагерлёф, С.Льюис, Т.Манн, Г.Маркес, М.Метерлинк, П.Неруда, Р.Роллан, Ж.-П.Сартр, Г.Сенкевич, Дж.Стейнбек, Р.Тагор, У.Фолкнер, А.Франс, Э.Хемингуэй, У.Черчилль, М.Шолохов, Б.Шоу...
Какое созвездие имён!
С другой стороны...
Кому сейчас известны такие имена нобелевских лауреатов по литературе: К.Гьеллеруп, Г.Деледда, Х.Понтоппидан, П.фон Хейзе, В.фон Хейденстам или Х.Эчегарай-и-Эйсагирре? Можете ли вы ответить - писатель Н.Закс, нобелевский лауреат, - мужчина он или же женщина?!
Забавная подробность: среди граждан Швеции есть писатели-лауреаты Нобелевской премии: Э.Карлфельдт, П.Лагерквист (не путать с С.Лагерлёф!), Х.Э.Мартинсон, Э.Юнсон, но... этой награды не была удостоена всемирно известная и любимая детьми и взрослыми во всём мире великолепная Астрид Лингрен!
Добавлю: в Америке есть своя национальная, ничуть не менее престижная, чем Нобелевская, премия Пулитцера. Но кто из русских любителей поэзии знает, к примеру, пулитцеровского лауреата Стенли Кунитца?!
И наоборот: Бродский в Америке был отнюдь не Карл Сэндберг или Роберт Фрост, а просто - ещё один из многочисленных профессоров, балующихся странным занятием, слаганием стихов, да ещё на другом языке!
В одной из своих давних статей Д.Урнов крайне осторожно высказался о проблеме оценок и признания русскоязычного поэта языковой средой, чуждой его национальным корням. Это - очень серьёзный уровень для отдельного разговора. Но уже сейчас стало ясным, что восприятие поэзии Бродского у нас, в исконной языковой среде, существенно отличается от восприятия его поэзии эмигрантскими слоями в Америке, Англии, Франции и - разумеется! - в Израиле...
Другой, совершенно другой привкус у языка!
И в любом случае весьма печально, когда поэтические заслуги перед мировой литературой поэта, пишущего на русском языке, - в крайнем случае, на английском, но уж никак не на иврите! - определённые круги пытаются приписать некой иной кровной общности...
V
Можно ли критиковать лауреатов?! Это далеко не такой простой вопрос, как может показаться на первый взгляд...
В известные годы лауреатов Сталинских премий I или II степени критиковать было безусловно нельзя! За робкие, вполне литературные выступления против решения Главного Критика, олицетворявшего Высший Суд, вполне можно было загреметь на нары в Магадан...
Но и в наши дни, особенно в глазах окололитературных обывателей, лауреаты, да ещё Нобелевские, выведенные силой обстоятельств на внеземную орбиту, сразу же превращаются в неприкасаемых небожителей. Для нормальной, - размышляющей и анализирующей критики они становятся недоступной мишенью. Да ещё, не дай Бог, автор - еврей, тебя тут же обвинят в антисемитизме!
И всё-таки, - нельзя насаждать Поэзию силовыми методами, создавая какому-то из имён специальный режим "наибольшего благоприятствования", даже ежели этот некто и осенён высоким званием нобелевского лауреата!
Вспомним выражение Бориса Пастернака о насильственном внедрении Маяковского, как картошки при Екатерине... Кстати, в книге Юрия Карабчиевского "Воскресение Маяковского", - написанной задолго до вручения Нобелевской премии Иосифу Бродскому - есть такая любопытная мысль:
"...Стихи Бродского ещё более, чем стихи Маяковского, лишены образного последействия, и если у Маяковского это хоть и важный, но всё же побочный результат конструктивности, то у Бродского - последовательный принцип. Силу Бродского постоянно ощущаешь при чтении. Мы вновь и вновь перечитываем стих, пытаясь вызвать этот образ к жизни, и кажется, каждый раз вызываем, и всё-таки каждый раз остаёмся ни с чем. Нас обманывает исходно заданный уровень, который есть уровень разговора - но не уровень чувства и ощущения...
Мало кто знает Бродского наизусть, и только тот, кто учил специально. Трудно поверить, что после того, как так много, умно и красиво сказано, - так и не сказано ничего..."
Проверьте это ощущение Карабчиевского насчёт "образного последействия" хотя бы на примере известного стихотворения Бродского "Примечания папоротника". Вот две строфы из него:
Пыль садится на вещи летом, как снег зимой.
В этом - заслуга поверхности, плоскости. В ней самой
есть эта тяга вверх: к пыли и к снегу. Или
просто к небытию. И, сродни строке,
"не забывай меня" шепчет пыль руке
с тряпкой, и мокрая тряпка вбирает шёпот пыли.
………………………………………………………
Внимай же этим речам, как пению червяка,
а не как музыке сфер, рассчитанной на века.
Глуше птичкиной песни, оно звончей, чем щучья
песня. Того, что грядёт, не остановить дверным
замком. Но дурное не может произойти с дурным
человеком, и страх тавтологии - гарантия благополучья.
Запомним из вышесказанного слова "не сказано ничего", "небытие". Как ни странно, с давно сказанными словами Ю.Карабчиевского почти совпадает высказывание критика Самуила Лурье, настроенного по отношению к Бродскому вполне дружественно:
"Стихи Бродского стали отчётом о пребывании в небытии. Свободный от других - свободен от жизни: он - Никто и со всех сторон окружён Ничем; он - точка зрения, часть речи, мозг, неумолчно перемалывающий бесконечность... Зрение наполняется пространством, холодным и чужим, как порыв тоски; ей откликается память; вот уже весь объём переживаемой данности освещён отчаянием; теперь, если посчастливится, её недоступный смысл удастся высказать непредвиденными комбинациями неизвестно откуда поступающих слов.
Стихотворение возникает на наших глазах из небытия и свободы..."
Внимательный, тонко чувствующий и умный критик С.Лурье принимает такое поэтическое состояние.
Я - нет.
VI
Хочу напомнить: я пишу не только и не столько о Бродском, сколько об определённом явлении, жизненной и философской позиции, ибо декларируемая свобода от окружающей действительности, этакая принципиальная внесоциальность - это тоже идейная позиция.
Можно ли в крутые исторические повороты, - при смене религий или общественных формаций считать свои новые верования и убеждения искренними и единственно правильными, а верования и убеждения других - непременно ошибочными и ложными? Наивный вопрос, - скажете вы? И теоретически, казалось бы, мы знаем на него ответ. Но... Сколько же раз мы спотыкались именно на этом самом месте! Сколько раз нам демонстрировали примеры существования (или даже силового навязывания!) только двух мнений: либо моё, либо - ошибочное и подлежащее, стало быть, остракизму и преследованию?!
Ещё совсем недавно Запад постоянно упрекал русских (советских?) писателей за то, что они пишут "по заказу партии". Как будто там, у них, в развитом деловом мире не существовало контрактов на определённый сорт кинопродукции, договоров на чётко ограниченный круг литературы, деловых соглашений с журналистами и прочей атрибутики купли-продажи! Под свободой же слова для России понималась только свобода критики и отрицания государственного строя… От известного возражения Михаила Шолохова, высказанного с трибуны писательского съезда о том, что да, пишут по заказу, но - по заказу сердца, с высокомерным непониманием отмахивались.
То есть, иными словами - отмахивались от понятия любой иной веры, кроме своей собственной! Какой же тут, извините, декларируемый плюрализм, какая, к чертям собачьим, свобода идей и мнений?!
Оказавшись на том самом "свободном Западе", И.Бродский с завидным постоянством писал обязательное стихотворение на Рождество, - и это считалось проявлением высокой духовности. Набралась целая книга!
Иудей, на языке православных каждый год пишущий стихотворение к протестантскому Рождеству - само по себе уже невероятное, трудно вообразимое сочетание!
Ангажированность - сложное, многослойное понятие, но в любом случае, будь оно идейным или же хорошо оплачиваемым - это проявление внутренней несвободы…
И в писании стихов на Рождество можно легко усмотреть точно такую же зацикленность или - ежели хотите - ангажированность, "писание по заказу", как и писание (в недавние времена) непременных праздничных виршей на 7 ноября...
Температура душевного горения примерно одинакова, а степень верования - либо равнозначно искренна, либо точно так же - равно сомнительна!
VII
Разумеется, у Иосифа Бродского, как у любой личности или пророка, окружённого нимбом, ореолом или сиянием нобелевского лауреата, имеются многочисленные поклонники и последователи. Последнее время мне попадается в руки множество стихотворных книжек, книжиц и компьютерных распечаток людей молодых и не слишком, пишущих "под Бродского". (Впрочем, точно так же, как в пятидесятые-шестидесятые годы было множество стихотворцев, пишущих под Маяковского...)
Нынешние же пишут не "лесенкой", а длинной-дли-и-и-нной строкой, видимо, наивно полагая, что такая длинная строка - самый короткий путь к "нобелевке"...
Я их ничуть не осуждаю.
Впрочем, предчувствую, что мне могут заметить: знаем, мол, вас, - "шестидесятничков", у вас - свои заморочки и свои между собой счёты!
Предвосхищая сей резон, обращусь за поддержкой своим размышлениям к литераторам другого, нового поколения...
Один из представителей критического племени младого, но уже хорошо знакомого - Виктор Топоров - человек язвительный и, на мой взгляд, достаточно независимый от "голоса крови" и от тусовочных пристрастий, в одной из своих статей, напечатанных в петербургской газете "Смена", высказал весьма и весьма любопытный пассаж по поводу двух имён принципиальных последователей и учеников И.Бродского. Цитирую его мысль:
"О нет, не для славы... Тогда для чего
или для кого - это словотерзанье,
и духа боренье, и бездн разверзанье,
и полураспад бытия самого?
О нет, не для славы и не для любви -
о, не для любви! - это крови кипенье
в сиянии слов, это стихотворенье -
о славе и смерти, тоске и любви…
И я не пойму, для чего же оно -
и не для потомков, и не для любимой, -
и неуловимый его, нелюдимый
сокрыт адресат, а значенье темно...
Я привёл полностью ключевое стихотворение из большой подборки Алексея Пурина, открывшей июльскую книжку "Нового мира". И, должен признаться, полностью разделяю выраженное в нём недоумение: такие стихи действительно никому не нужны. Это не творчество, а всего лишь более или менее мастеровитая его имитация. Небездарный стихотворец Алексей Пурин, к сожалению, освоил безвдохновенную манеру своего учителя Александра Кушнера: он пишет не потому, что не может молчать, а потому, что хочет вновь и вновь подать голос..."
Утвердился я в правоте своих размышлений ещё и вот почему…
Ну, конечно же, конечно, к нашему горькому сожалению, - и родная почва может сделаться в какой-то момент горчащей, отравленной злобой и глупостью! И покажется, что на ней уже невозможно что-нибудь вырастить. Кому из нас не знакомо такое состояние?! И люди, и поэты в том числе тоже уезжают в поисках лучшей, плодородной земли. Тем более - обетованной...
Совсем недавно я получил - по давнему стихотворческому знакомству - две книжки стихов, изданных в Израиле двумя бывшими петербуржцами, уехавшими туда в поисках лучшей жизни с десяток лет тому назад. Я не хочу приводить их фамилии не только потому, что к обоим я отношусь по-человечески очень хорошо, но главным образом потому, что мне в данном случае важны не фамилии, а тенденции...
Я понимаю, что любая пересадка, будь то молодой черенок или развитой плодоносящий куст, всегда болезненна, и укоренение - ежели оно вообще происходит! - даётся с известными усилиями и риском. Вывод несомненен: авторам, пишущим, как никак, по неистребимой привычке, - на русском языке, не пошла на пользу Земля обетованная...
Внешнее, формальное мастерство, безусловно, сохранилось: и умение обстрогать фразу, и крепко сбить строфу, и оперить строку точной рифмой… А душа, как говорится, ушла, словно воздух из проколотого иглой детского воздушного шарика, и получились какие-то такие… ненастоящие стихи. А ведь одной ностальгией сыт не будешь!
Да, стихи были по-прежнему мастеровиты, но... как бы это выразиться поточнее и без желания обидеть авторов - безжизненны. Ушли приметы знакомого быта, закостенел без подпитки словарь, а реалии нового оказались невнятны, сумбурны, случайны… А книжки были похожими - толстенькие, аккуратные, глянцевитые... Как те самые гидропонные томаты на кусте в вестибюле токийского универмага.
Видимо, поэтам-то не всё равно, где пускать свои корни, и питает их, корни эти, родная земля, свой чернозём или супесь, подзол или суглинок, а не тщательно отмеренная гидропонная жидкость в стеклянном кубе…
VIII
Будет кстати напомнить, что последние годы XX века, после развала Союза, известный русский поэт Евг. Евтушенко зарабатывал деньги тем же самым способом, что и Иосиф Бродский: читал курс лекций по русской поэзии в небольшом американском колледже.
Но это было для него чисто внешним житейским обстоятельством: он есть и остаётся подлинно русским, национальным поэтом. По духу, по позиции, по незастывшему живому языку, короче говоря - по корням своим, цепко погружённым в наши временные реалии.
Самый большой поэт ограничен своим родным языком, и именно в этом языке он органичен (да простится мне этот нечаянный каламбур!), - как бы точно его ни переводили на другие языки. Разумеется - при несомненно положительном коэффициенте культурного взаимообогащения - в переводе, перетолмачивании, драгоманстве, интерпретейтерстве утрачиваются многие языковые "витамины", тонкости и особенности словаря. Поэтому и не может быть Поэта вообще, без своего национального своеобразия, несмотря даже на всеохватную, глобальную сеть Интернета.
Гидропонная техника выращивания сельскохозяйственных культур существует в её энциклопедическом толковании, гидропонная же поэзия в моём понимании - это стихосложение вообще, питающееся искусственным раствором, без заглубления своих корней в национальную почву: словарь, быт, традиции, культуру.
Поэзия И.Бродского, как и его принципиальных последователей, - космополитична, лишена национальных корней, и их творчество (стихи? эссе? томаты?) питается из абстрагированной, почти что виртуальной почвы, - литературным субстратом без цвета, вкуса и запаха...
Предвижу возражение: можно, мол, опираться не только на национальные, но и на общемировые ценности! Не спорю - можно, и это только обогащает, разнообразит, но никак не отменяет естественно воспринимаемой национальной основы.
Я уже упоминал: я пробовал те калиброванные плоды томатного дерева, выросшие на никакой почве... И они были - ну, прямо как настоящие! Да ведь они и есть настоящие, только ухищренно выращенные на почве стерильной и интернациональной. И это - в конечном-то счёте - никак не упрёк научно-техническому прогрессу, а повод к размышлению: вдруг пятый нобелевский "русскоязычный" лауреат - это прообраз будущей глобальной, безнациональной литературы, этакий красивый плод гидропонного дерева общемировой поэзии?!
И вот в связи с моими литературными и иными ощущениями и размышлениями как бы в поддержку собственным мыслям я хочу привести цитату из книги русского философа Николая Бердяева с весьма современным и широким названием "Судьба России". Вот что он, в частности, пишет:
"...Человек не может перескочить через целую ступень бытия, от этого он обеднел бы и опустел бы. Национальный человек - больше, а не меньше, чем просто человек, в нём есть родовые черты человека вообще и ещё есть черты индивидуально-национальные. Можно желать братства и единения русских, французов, англичан, немцев и всех народов земли, но нельзя желать, чтобы с лица земли исчезли выражения национальных ликов, национальных духовных типов и культур. Такая мечта о человеке и человечестве, отвлечённых от всего национального, есть жажда угашения целого мира ценностей и богатств. Культура никогда не была и не будет отвлечённо-человеческой, она всегда конкретно-человеческая, т.е. национальная, индивидуально-народная, и лишь в таком своём качестве восходящая до общечеловечности.
Совершенно не национальной, отвлечённо-человеческой, легко транспортируемой от народа к народу является наименее творческая, внешне техническая сторона культуры. Всё творческое в культуре носит на себе печать национального гения..."
Я знаю и остро ощущаю, - под каким небом и на какой почве выросло то или иное могучее поэтическое дерево: резной дуб Роберта Бернса, шелестящая под солёным ветром с океана пальма Пабло Неруды, пламенный фламбойян Николаса Гильена, крепкий красный клён Роберта Фроста или же плачущая рязанская берёза Сергея Есенина…
Секрет прост: нужно иметь корни в родной земле, - только тогда ветви твоего дерева могут обнимать весь мир!
Источник: http://www.litcenter.spb.su/statya.html
Закат. Компьютерная графика - А.Н.Кривомазов, Москва, июль 2009 г.
| Биография Бродского, часть 1 | Биография Бродского, часть 2 |
| ООО "Интерсоциоинформ" |
|
