На этом блистательном снимке меня поражает не нерезкость даже,
но странные следы ощутимо большей резкости на удаленных лицах,
такое ощущение, что камера не наведена на фокус.
Как если бы фотографа гораздо больше интересовали люди на заднем плане,
нежели друг-лауреат - в такой-то день! - на переднем. Вряд ли такое возможно.
Или фотограф так переволновался, что забыл у камеры с дальномером перевести резкость?
Неужели съемка велась "ФЭДом"? И еще ряд замечательных примет и фотофокусов.
Сто тысяч почему и отчего - а ответов - один-два-три...
Конечно, не видя оригинала - как судить?
Фото М.И.Мильчика, 1987, декабрь (Стокгольм?).
Иосиф Бродский. Мгновения прожитой жизни.
К 40-летию ссылки поэта в Архангельскую область.
Часть первая. Вступление.
26 сентября в рамках программы «Культурная неделя Поволжья» состоялся вечер памяти Бродского. Так он был обозначен прессой. Вечер должен был проходить в областной библиотеке - это я узнала точно, потому что звонила каждый день с вопросами – там ли будет проходить вечер, и бесплатно ли, и свободный ли вход. Мне всегда отвечали да.
На Бродского со мной отказались идти все. Накануне собрался было пойти дедушка с аргументом – если тебе интересно, значит и мне должно быть интересно. Но пошла все-таки одна.
Погода стояла премерзкая. В рюкзак я положила: фотоаппарат, косметичку, расческу, ключи от квартиры, блокнот из риги с ручкой, книжку стихов Бродского Урания, зонт, лекарство от головной боли, живота, рук и ног, холлс, носовой платок.
Оделась красиво – в зеленое и черное. Но непрактично – пока дошла до библиотеки - штаны стали мокрыми до колен и весили значительно больше, чем когда я их надевала.
В холле библиотеки тусили юные барышни и молодые люди. На ногах у них были надеты голубые тапочки – бахилы называются – такие носят в больницах и поликлиниках. Мне решительно захотелось уйти. Потому что бахил таких наносилась за этот год – во! Чуть дальше картонной коробки с бахилами - за офисным столом - сидел мужчина средних лет, упитанной внешности и с лицом охранника. К нему-то я и направилась, волоча за собой мокрые штаны, с вопросом - будьте так любезны, подскажите, пожалуйста, где здесь белый зал.
Белый зал оказался внизу налево – туда бахил одевать не надо - потому что зал расположен внизу налево.
Я заползла в мокрых штанах в зал. Зал – действительно белый - в лепнине, черные стулья в два ряда, вдали сцена, пианино, телевизор, стол. Вдоль одной стены фотографии. У входа - фотография на распорках и аннотация выставки, в которой значится:Иосиф Бродский. Мгновения прожитой жизни. К 40-летию ссылки поэта в Архангельскую область.
Кроме меня в помещении присутствовало еще несколько человек. По нервным лицам большинства было ясно, что это организаторы.
Чтобы занять чем-то руки и прикрыть лицо, я вытянула из рюкзака фотоаппарат и начала фотографировать. Постепенно подходил народ. Кем являлись все эти люди понять мне так и не удалось. Впереди у сцены - тусовка организаторов, прессы и героя вечера. В зале - люди среднего возраста (где-то за сорок), несколько молодых лиц - но не таких, чтоб можно было подойти в мокрых штанах. Я плотно села на черный стул. Вы пресса? – подсела ко мне девочка в синем – мы вам сейчас принесем пресс-релиз. Нет, нет, что вы – затарахтела я, застигнутая врасплох, - я не пресса…
Пресс-релиз мне не дали.
Передо мной сел мужчина ростом под метр девяносто, в сером свитере, брюках и коричневых башмаках. В унынии я уставилась на башмаки - стараясь определить производителя. Сначала думала - башмаки импортные, потом поняла, что резиновые.
Часть вторая. Лирическая.
Вечер открыла директор библиотеки - сообщением, что мы присутствуем в здании - памятнике архитектуры и до нас здесь выступала внучка Пушкина. И еще - что Бродский - ее любимый поэт. Правда в середине вечера она ушла.
После встал один из организаторов – молодой человек с фамилией на ф. Он сжал руки в кулаки и - держа их перед собой – там, где согласно медицинской энциклопедии находится солнечное сплетение - рассказал о том, как он учился в сша в начале 90-х гг. и там узнал про Бродского. В местной библиотеке штата Оклахома он отксерил 300 листов стихов ИБ – и контрабандой (так он думал) вывез в Россию. С тех пор полюбил Бродского.
После мальчика на ф. стал выступать мужчина с внешностью романа абрамовича. Сначала я слегка перепугалась –откуда тут абрамович и не променял ли он "Челси" на областную библиотеку в NN? Оказалось мужчина – представитель международного благотворительного фонда им. академика Лихачева. Представитель сказал коротко и ясно и стихов Бродского читать не стал.
Дальше объявили, что сейчас нам покажут кино. Кино снял т/к Культура в Коноше и Норенской - в связи с присвоением районной библиотеке в г.Коноша имени И.А.Бродского. В телевизоре показалась зима, старые люди и дети-ученики общеобразовательной школы. Старые люди говорили мало, а ученики читали отрывки из стихов. Внезапно трансляцию прервали со словами: ну потом вы сможете увидеть и все кино.
Когда потом, где и кто конкретно сможет увидеть все - не уточнялось.
Название кино я запомнила - документальный фильм Письма из Провинции.
Часть третья. По существу.
После кино организаторы представили Михаила Исаевича Мильчика –автора развешенных по стене фотографий и председателя правления Фонда создания музея Иосифа Бродского.
Михаил Исаевич сел спиной к залу и начал показывать слайды–фотографии. Было много знакомых, ранее уже опубликованных в различных изданиях. Но были и такие, которых я еще не видела. Например, Иосифу Бродскому 2 года - фотография Александра Ивановича Бродского. Или Бродский с хитрым выражением лица в тельняшке и морской кепке.
Две редких фотографии – Ахматова в профиль - и единственная сохранившаяся фотография работы, кажется, Наймана – Ахматова и справа Бродский (пол-лица Бродского).
На одном из слайдов Бродский сидит в компании женщины – как оказалось - жены М.И.Мильчика, крупного кардиолога. На фотографии у нее на коленях лежат какие-то бумаги. Мильчик пояснил, что эта встреча состоялась после первой операции Бродского на сердце. Он не очень доверял американским врачам и решил показать свои кардиограммы русскому врачу. Жена Мильчика – Нина Семеновна – присутствовала в зале. Она ничуть не изменилась по сравнению с фотографией - только поседела. Как рассказывает Мильчик, после Бродский повел их в ресторан - на фотографии перед ними огромное блюдо с устрицами. Мильчик отметил, что Бродский, как и многие русские, оказавшиеся за рубежом, стал большим гурманом, а они, Мильчики, устрицы в тот раз увидели впервые.
Еще серия фотографий – выезд Бродского в 1972 году из России. Кроме уже известных фотографий – две ранее мной не виденных – цветных. Иосиф Бродский на вокзале, на чемоданах. Из вещей - один коричневый чемодан и красная сумка.
Родители на вокзал не ездили. После отъезда Иосифа провожавшие вернулись к нему домой – и Мильчик сфотографировал стол и комнату – какими их оставил Бродский. На письменном столе – пачка сигарет, ключи от дома и мелочь. В проигрывателе – долгоиграющая пластинка - 17 дивертисмент Моцарта. Ее Бродский слушал накануне отъезда.
Много фотографий из Норенской. На одной Бродский сидит за письменным столом, на столе проигрыватель –Спидола, книги, книги – и фотография Марины Басмановой - к сожалению, плохо различимая.
Также - редкая фотография – Бродский с семьей Профферов – Карл Проффер с женой и тремя детьми и Иосиф Бродский. У Проффера была очень красивая жена.
Первая фотография – Рейн вместе с Бродским – на балконе квартиры последнего. Даже на фотографии видно, - сказал Мильчик – какие разные характеры. На стене - последняя фотография – Рейн и Бродский - сделанная в Венеции.
Несколько фотографий – комната Бродского и квартира. Как оказалось, одна из комнат (родительская) была 30 метров. «Полторы комнаты» Бродского –20 метров. Из них большая часть была отдана под фотолабораторию отца, меньшая досталась Иосифу и была заставлена книгами и письменным столом. Для житья, как сказал Мильчик, оставалось метров 9.
На одной фотографии Бродский снят у входа в свои «полторы комнаты», за его спиной – щель. Эта щель -и есть вход. В зависимости от обстоятельств, - отметил Мильчик - эта щель либо сужалась либо расширялась. Это зависело от того, какие отношения в тот или иной период были у Иосифа с родителями.
В быту Бродский был очень непростой человек.
При этом семья Бродских - самая обычная.
Это даже удивительно, – заметил Михаил Исаевич - как в таких обычных семьях вырастают таланты такого масштаба.
После показа слайдов, Мильчик прочитал Остановку в пустыне.
Ужасно раздражало, что на протяжении всего вечера по белому залу в лепнине шлялся мужик с камерой и штативом, в грязном свитере.
Он этот штатив устанавливал, снимал, переносил, снова устанавливал. Таскал по всему залу с грохотом и визгом.
Потом стал светить нам в лица сигнальной лампой. Пришлось тихо негодовать - сказать было некому, поскольку мальчик на ф сидел в другом конце зала.
Я спрятала лицо за спиной мужчины в резиновых башмаках.
В процессе показа слайдов, Мильчик отметил, что очень трудно идет работа по выкупу квартиры на Пестеля. Если все удастся – есть планы сделать там мемориальный музей Бродского и музей нонконформистской культуры Ленинграда 60-х гг.
После мальчик на букву ф объявил, что сейчас мы будем слушать стихи ИБ в исполнении самого Бродского. Он потряс перед нами диском и рассказал историю записи – якобы в начале 90-х гг. группа Машина времени приехала записываться в штаты. После записи у них осталось время на пленке. Они договорились с Юзом Алешковским – тот договорился с Бродским –и вот так в Россию попал диск с голосом ИБ. Бродский читал несколько стихотворений – Прощайте, мадемуазель Вероника; Ты забыла деревню, затерянную в болотах и несколько других.
Дальше было предложено читать стихи. Все сидели смирно. Тогда представили гостей - поэта Сергея Гогина из Ульяновска – он постеснялся читать после ИБ стихи ИБ - и прочел короткое свое. Потом Александр Коромыслов из Москвы - свое - Памяти Бродского. Мне снова решительно захотелось уйти, но надо было задать один вопрос Мильчику.
Точку поставил мальчик на ф – он прочитал хорошее стихотворение Бродского под названием "Комната". Очень хорошее стихотворение.
Часть четвертая. Окончательная.
Я подошла к Мильчику и задала один мучающий меня вопрос: почему нигде - в том числе и в этот раз - не представлено ни одной фотографии Бродского с любимыми женщинами.
Мильчик ответил, что после отъезда Бродского ни одной фотографии Марины Басмановой у него не было найдено. Может, он забрал их с собой. Марина, по словам Мильчика, очень охраняет свою личную жизнь и отказывается выставлять что-либо, связанное с ИБ, на всеобщее обозрение. Сам Мильчик Марину никогда не фотографировал.
На мой второй вопрос - красивая ли она была - он ответил, что очень красивая, очень красивая. Два раза. Кстати - добавил он – жена Бродского была очень на нее похожа. Так часто бывает, – прибавил он, взглянув на меня.
На одной из фотографий, экспонированных на выставке, - дом в Норенской, где жил ИБ. В наше время сам дом еще стоит. А вот пристройка, в которой ИБ спал, кушал, писал - практически разрушена. Внутри – кирпичи, доски и тишина. Как сказал Мильчик, - дом принадлежит какой-то родственнице бывших владельцев. Она живет далеко от Норенской, ей нет до дома никакого дела.
Скорей всего, - добавил Мильчик – дом постепенно совсем разрушится. Да и сама Норенская дышит на ладан.
«…А зимой там колют дрова и сидят на репе,
и звезда моргает от дыма в морозном небе.
И не в ситцах в окне невеста, а праздник пыли,
да пустое место, где мы любили.»
ps Две работы М.И.Мильчика.
Иосиф Бродский за работой.
Иосиф Бродский - нобелевский лауреат.
Источник: http://surok-surok.narod.ru/news-raznoe/26.html
К счастью для данного сайта, последние свежие страницы
подверглись зоркому критическому взгляду нашего штатного эксперта из Мэрилэнда Галины Славской:
"Дорогой Саша, это совсем не то интервью!
Наташа Шарымова прислала мне свое недавнее интервью с Барышниковым и фотографом Л.Лубяницким.
Оно, главным образом, о фотографии, но и о Бродском тоже.
Я ей посоветовала послать его для сайта ИБ, она ответила, что уже послала Вам с фотографиями (мне без!).
Что же касается стр. 483, то Мильчика зовут Михаил Исаевич (справка!).
Еще одна поправка: книга, обложка которой показана на стр. 400, не является первой книгой ИБ, изданной за рубежом.
Ваша Галя" (Sent: Monday, April 21, 2008 10:32 PM)
Что я могу сказать? Выправил в тексте выше всего Иосифовича на Исаевича
(то-то мне нечего было делать - всю ночь сижу со статьями из четвертого номера "Экономики ХХI века",
а позади шесть вычитанных апрельских номеров других моих деловых ежемесячников),
по инерции поправил в статье девушки чудовищно хромавшую пунктуацию...
Что касается интервью с Барышниковым, то, думаю, сверхзанятый МБ,
выкроивший время после долгих проволочек, дал все же одно интервью, а не два.
Чтобы удостовериться, Галине достаточно пристально сличить два текста (я не видел ее текста).
"Еще одна поправка: книга, обложка которой показана на стр. 400,
не является первой книгой ИБ, изданной за рубежом".
Давайте это просто будем знать, ибо положительной информации - "посылаю Вам
обложку книги, о которой шла речь на 400 стр." - эта фраза не несет.
А мне эту информацию получить, возможно, еще труднее.
Последнее время жизнь с какой-то жестко-веселой наглядностью
демонстрирует мне мои многочисленные ограничения, тупики, тормоза и закоулки.
Взглянул, сколько потерял за семь лет на бирже своих денег - тянет на несколько сотен Госпремий.
Люди-комары хотели бы присосаться и тянуть-потягивать струйки алой, а я слил ее цистернами в банки,
один из которых громко, с рекламой повсюду, показно пыжится-тужится выкупить квартиру Бродского в Питере -
да вот много лет все никак вытянуть эту репку не может (не хочет?)...
Три дня назад - в минувшую субботу, 19.04.2008 -
с больной ногой поехал с подругой в Подмосковье получать новые бумаги на мой участок земли,
за который 16 лет плачу деньги (налоги, штрафы, пени, подвод воды,
электричества, газа, удобрений, очистка, ремонт дороги и проч. проч. проч. -
все придумки Правления, чтобы у меня этот участок отнять -
а я все плачу и плачу, плачу и плачу им все новые крупные суммы -
отличное мощное сосало на шее, надо сказать! - впрочем, на любителя редчайшего),
и вот решили мы взглянуть на этот клочок земли, благо находились в каких-то 30 км от тех мест.
Поразительно - трое встречных - три простых вопроса - три вектора - три взмаха ладонью - три кивка головы -
длинные ленты разбитой гнусной гнутой русской (дураки и дороги!) трассы - и мы на месте. Без всякого Джи-Пи-Эр-Эс!
16 лет назад здесь было голое поле, жалкий промерзший автобус выбросил нас в холод и грязь, небо плевало дождем и снегом,
ежась в своем гребаном пальтишке на злом ветру, вогнал заледеневшими пальцами четыре колышка в мерзлую глину... Моя земля!
"Когда ты здесь вновь окажешься, парень?" - пытал себя всю обратную дорогу и честно отвечал: "Не знаю..."
И вот стою и смотрю. На моем участке вырос молодой лесок! Березки, ольха, сосенки, цветущая верба!
"Класс! Вот это класс! Я такого еще не видела! Просто супер! Ну и садовник! Ха-ха-ха! Никогда так не смеялась!" -
подруга окончательно впала в детство и вместе с криками затерялась среди молодых деревьев.
Стоял и смотрел. И они - мои растения - стоят и робко смотрят на меня. Вполне приветливо. Совсем не равнодушно.
Если бы нога позволила, я бы походил, побегал, покувыркался, перебросил подругу через ствол-другой -
ведь сколько чистой непередаваемой радости падать на голову с приличной высоты! - а так - шаг в сторону - и океан золотой боли в глазах!
Стоял и смотрел. И немного думал, и вспоминал мать, и пытался увидеть картинку ее глазами и услышать пару ее слов.
Подруга наломала несколько веток с участка - икебана для кухни - и повезла на свою дачу -
еще всего-то 80 км дороги: ее участок вчетверо больше моего и на нем стоит дом,
который (после того как год назад апрельской ночью с его крыши сорвали алюминиевые листы не пойманные милицией воры) она
ремонтировала весну-лето-осень 2007 г. тремя бригадами, начав с жуликов и алкашей и кончив приличными туркменами,
причем в качестве средств на ремонт были использованы добытые ею на той же бирже ММВБ за два месяца полмиллиона простых русских тугриков.
А что же икебана для кухни? - взволнованно спросите вы, - и будете правы.
Такую самую простую и самую дорогую в мире икебану нужно показать. Что-то в ней есть такое...
Слов нет, как хороша... Особенно шишечки на сосновых ветках...
