СТРАНИЦЫ САЙТА ПОЭТА ИОСИФА БРОДСКОГО (1940-1996)

Указатель содержания сайта 'Музей Иосифа Бродского в Интернете' ] Биография: 1940-1965 (25 лет) ] Биография: 1966-1972 (6 лет) ] Биография: 1972-1987 (15 лет) ] Биография: 1988-1996 (8 лет) ] Фотографии  ] Стихотворения, поэмы, эссе Бродского в Интернете ] Голос поэта: Иосиф Бродский читает свои стихи ] Молодой Бродский ] Самообразование ] Несчастная любовь Иосифа Бродского к Марине Басмановой ] Суд над Иосифом Бродским. Запись Фриды Вигдоровой. ] Я.Гордин. Дело Бродского ] Дружба с Ахматовой, см. также 102, 198, 239, 375 ] Похороны Ахматовой, см. также 141 ] Январский некролог 1996 г. ] Иосиф Бродский и российские читатели ] Брак Бродского с Марией Соццани ] Иосиф Бродский и Владимир Высоцкий, см. также 52а ] Иосиф Бродский и У.Х.Оден ] Венеция Бродского, см. также 354, 356  ] Флоренция Бродского, музей Данте во Флоренции, см. также 328, 344, 351 ] Лукка, дача под Луккой ] Каппадокия ] Могила Бродского на кладбище Сан-Микеле, Венеция, см. также 319, 321, 322, 349 ] Нобелевские материалы ] Книги Иосифа Бродского, о его творчестве и о нем ] Статьи о творчестве Бродского ] Другие сайты, связаннные с именем И.А.Бродского ] Обратная связь ] Последнее обновление: 7 марта 2008 01:51 PM ]


Коллекция фотографий Иосифа Бродского


1 ]  ] 2 ]  ] 3 ] 4 ] 5 ] 6 ] 7 ] 8 ] 9 ] 10 ] 11 ] 12 ] 13 ] 14 ] 15 ] 15a ] 15b ] 16 ] 17 ] 18 ] 19 ] 19а ] 19б ] 19в ] 20 ] 21 ] 22 ] 22a ] 23 ] 24 ] 25 ] 25а ] 25б ] 26 ] 26a ] 27 ] 28 ] 29 ] 30 ] 31 ] 32 ] 33 ] 34 ] 35 ] 36 ] 37 ] 37а ] 38 ] 39 ] 40 ] 41 ] 42 ] 43 ] 44 ] 45 ] 46 ] 47 ] 48 ] 49 ] 50 ] 51 ] 52 ] 52а ] 53 ] 54 ] 55 ] 56 ] 57 ] 58 ] 59 ] 60 ] 61 ] 62 ] 63 ] 64 ] 65 ] 66 ] 67 ] 68 ] 69 ] 70 ] 71 ] 72 ] 73 ] 74 ] 75 ] 76 ] 77 ] 78 ] 79 ] 80 ] 81 ] 82 ] 83 ] 84 ] 85 ] 86 ] 87 ] 88 ] 89 ] 90 ] 91 ] 92 ] 93 ] 94 ] 95 ] 96 ] 97 ] 98 ] 99 ] 100 ] 101 ] 102 ] 103 ] 104 ] 105 ] 106 ] 107 ] 108 ] 109 ] 110 ] 111 ] 112 ] 113 ] 114 ] 115 ] 116 ] 117 ] 118 ] 119 ] 120 ] 121 ] 122 ] 123 ] 124 ] 125 ] 126 ] 127 ] 128 ] 129 ] 130 ] 131 ] 132 ] 133 ] 134 ] 135 ] 136 ] 137 ] 138 ] 139 ] 140 ] 141 ] 142 ] 143 ] 144 ] 145 ] 146 ] 147 ] 148 ] 149 ] 150 ] 151 ] 152 ] 153 ] 154 ] 155 ] 156 ] 157 ] 158 ] 159 ] 160 ] 161 ] 162 ] 163 ] 164 ] 165 ] 166 ] 167 ] 168 ] 169 ] 170 ] 171 ] 172 ] 173 ] 174 ] 175 ] 176 ] 177 ] 178 ] 179 ] 180 ] 181 ] 182 ] 183 ] 184 ] 185 ] 186 ] 187 ] 188 ] 189 ] 190 ] 191 ] 192 ] 193 ] 194 ] 195 ] 196 ] 197 ] 198 ] 199 ] 200 ] 201 ] 202 ] 203 ] 204 ] 205 ] 206 ] 207 ] 208 ] 209 ] 210 ] 211 ] 212 ] 213 ] 214 ] 215 ] 216 ] 217 ] 218 ] 219 ] 220 ] 221 ] 222 ] 223 ] 224 ] 225 ] 226 ] 227 ] 228 ] 229 ] 230 ] 231 ] 232 ] 233 ] 234 ] 235 ] 236 ] 237 ] 238 ] 239 ] 240 ] 241 ] 242 ] 243 ] 244 ] 245 ] 246 ] 247 ] 248 ] 249 ] 250 ] 251 ] 252 ] 253 ] 254 ] 255 ] 256 ] 257 ] 258 ] 259 ] 260 ] 261 ] 262 ] 263 ] 264 ] 265 ] 266 ] 267 ] 268 ] 269 ] 270 ] 271 ] 272 ] 273 ] 274 ] 275 ] 276 ] 277 ] 278 ] 279 ] 280 ] 281 ] 282 ] 283 ] 284 ] 285 ] 286 ] 287 ] 288 ] 289 ] 290 ] 291 ] 292 ] 293 ] 294 ] 295 ] 296 ] 297 ] 298 ] 299 ] 300 ] 301 ] 302 ] 303 ] 304 ] 305 ] 306 ] 307 ] 308 ] 309 ] 310 ] 311 ] 312 ] 313 ] 314 ] 315 ] 316 ] 317 ] 318 ] 319 ] 320 ] 321 ] 322 ] 323 ] 324 ] 325 ] 326 ] 327 ] 328 ] 329 ] 330 ] 331 ] 332 ] 333 ] 334 ] 335 ] 336 ] 337 ] 338 ] 339 ] 340 ] 341 ] 342 ] 343 ] 344 ] 345 ] 346 ] 347 ] 348 ] 349 ] 350 ] 351 ] 352 ] 353 ] 354 ] 355 ] 356 ] 357 ] 358 ] 359 ] 360 ] 361 ] 362 ] 363 ] 364 ] 365 ] 366 ] 367 ] 368 ] 369 ] 370 ] 371 ] 372 ] 373 ] 374 ] 375 ] 376 ] 377 ] 378 ] 379 ] 380 ] 381 ] 382 ] 383 ] 384 ] 385 ] 386 ] 387 ] 388 ] 389 ] 390 ] 391 ] 392 ] 393 ] 394 ] 395 ] 396 ] 397 ] 398 ] 399 ] 400 ] 401 ] 402 ] 403 ] 404 ] 405 ] 406 ] 407 ] 408 ] 409 ] 410 ] 411 ] 412 ] 413 ] 414 ] 415 ] 416 ] 417 ] 418 ] 419 ] 420 ] 421 ] 422 ] 423 ] 424 ] 425 ] 426 ] 427 ] 428 ] 429 ] 430 ] 431 ] 432 ] 433 ] 434 ] 435 ] 436 ] 437 ] 438 ] 439 ] 440 ] 441 ] 442 ] 443 ] 444 ] 445 ] 446 ] 447 ] 448 ] 449 ] 450 ] 451 ]

Попробуйте найти на этом юном лице черты самостоятельности, твердости, колоссальной работоспособности...
Источник: http://www.ruvr.ru/files/Image/RiaNovosti_foto/Culrure/Brodsky.jpg





Татьяна Толстая

Памяти Бродского


Когда из дома выносят последние вещи, в помещении поселяется странное
гулкое эхо: твой голос отражается от стен и возвращается обратно к тебе. Звон
одиночества, сквозняк пустоты, потеря ориентации и тошнотворное ощущение
свободы: все можно и все безразлично, ничто и никто не дает отклика кроме
слабо зарифмованного стука твоих собственных шагов. Не так ли чувствует себя
сейчас русская литература: не дотянув четырех лет до конца столетия, она
лишилась своего величайшего поэта второй половины двадцатого века, и дождаться
нового ей в этом тысячелетии уже не придется. Иосиф Бродский ушел, и в нашем
доме пусто. С самой Россией он расстался два десятилетия назад, пытался стать
американцем, любил Америку, писал эссе по-английски, но Россия - цепкая
страна: сколько бы ты ни вырывался, она держит тебя до последнего.
Когда человек умирает в России принято занавешивать зеркала черной кисеей
- старинная примета, смысл которой забыт или искажен. Мне в детстве
приходилось слышать, что это делают для того. чтобы покойник, который еще
девять дней будет бродить по своему дому, прощаясь с близкими, не испугался,
не найдя в зеркале своего привычного прежнего отражения. Иосиф за свою
несправедливо короткую, но бесконечно богатую жизнь отразился в стольких
людях, судьбах, книгах, городах, что в эти скорбные дни, когда он незримо
ходит между нами, хочется набросить траурную вуаль на все любимые им зеркала:
на великие реки, омывающие Манхэттан, на Босфор, на каналы Амстердама
("голландцы - лучший народ на свете!"), на воспетые им воды Венеции, на
кровеносную сеть Петербурга (сто островов - это сколько же рек?), - его
родного города, любимого и жестокого, прототипа всех будущих городов. Там его
- молодого мальчика - судили за то, что он поэт, а стало быть, бездельник -
кажется, он был единственным в России, к кому был применен дикий
свежеизобретенный закон, карающий за нежелание зарабатывать. Конечно, дело
было не в этом - своим звериным чутьем они уже тогда прекрасно почуяли, КТО
перед ними. Они отметали предъявленные им справки о каких-то копейках,
полученных Иосифом за переводы стихов. "Кто вас назначил поэтом?" - кричали на
него. "Я думал... я думал, это от Бога". Понятно. Тюрьма, ссылка. "Ни страны,
ни погоста не хочу выбирать, // На Васильевский остров я приду умирать" -
обещал он в юношеских стихах. "Твой фасад темносиний я впотьмах не найду. //
Между выцветших линий на асфальт упаду..." Мне кажется, он потому и не хотел
вернуться в Россию хотя бы на день. чтобы не осуществилось это неосторожное
пророчество: ученик - среди прочих - Ахматовой и Цветаевой, он знал их
поэтические суеверия, знал и разговор между ними, произошедший во время едва
ли не единственной встречи великих женщин. "Как вы могли написать (такие-то
строки): разве вы не знаете, что слова поэта всегда сбываются?!" - упрекнула
одна. - "А как вы могли написать (такие-то строки)?!" - поразилась другая -
потому что предсказанное ими и правда сбылось.
"Иосиф, Вы поедете в Россию?" - "Наверно". "Не знаю". "Может быть". "Не в
этом году". "Надо бы поехать". "Не поеду". Все бросились в Россию - кто
посмотреть, а кто и навсегда, - Бродский колебался, но остался. Я
познакомилась с ним в 1988 году во время короткой поездки в Америку, а в
Москве меня сразу позвали на вечер, посвященный Бродскому. Старый друг читал
стихи Иосифа, потом исполнялась музыка, не имевшая к нему никакого отношения,
но посвященная ему. Пробиться к концертному залу было невозможно, на улицах
прилегающих кварталов прохожих ловили за руки, умоляя продать "лишний
билетик", зал охраняла конная милиция - можно было подумать, что ожидался
рок-концерт. К своему ужасу я поняла, что на меня рассчитывают: я была первым
живым человеком, видевшим поэта после многих лет изгнания. Что я могла
сказать? Что можно сказать о человеке, с которым ты провел два часа? Я
сопротивлялась, меня вытолкнули на сцену, я чувствовала себя идиоткой. Да,
видела Вродского... Да, живого. Болеет. Курит. Пили кофе. Сахара в доме не
было. (Волнение в зале: не обижают ли нашего поэта американцы? Как же без
сахара?) Ну что еще? Ну, зашел Барышников, принес дров, топили камин.
(Волнение в зале: не мерзнет ли там наш поэт?) А на каком этаже он живет? А
что он ест? А что он пишет? Рукой или на машинке? А какие у него книги? А он
знает, что мы его любим? А он приедет? Он приедет? Он приедет?
"Иосиф, Вы поедете в Россию?" - "Я там никому не нужен". - "Не
кокетничайте! Вам там проходу не дадут. Вас будут носить на руках - вместе с
самолетом. Толпа навалится, снесет Шереметьевскую таможню и пронесет вас до
Москвы на руках с песнями. Или до Петербурга. Хотите - на белом коне". - "Вот
потому и не хочу. Да и мне там никто не нужен". - "Неправда! А как же
маленькие интеллигентные старушки, ваши читательницы, - библиотекарши,
музейные работники, пенсионерки, жительницы коммунальных квартир, которые
боятся выйти на общую кухню со своим облупленным чайником? Те, что в
филармонии стоят сзади, у колонн, где дешевле? Вы не хотите им дать поглядеть
на себя издали, вашим настоящим читателям? За что вы их наказываете?" Это был
нечестный прием! Бестактный и нечестный! Он или отшучивался: "Вот я лучше к
своим любимым голландцам поеду", "Обожаю итальянцев, еду к итальянцам",
"Чудные поляки! Они меня зовут", или сердился и тоже бил наотмашь: "Они не
пустили меня на похороны отца! Мама без меня умерла - я просил - они
отказали!" - "Кто отказал - ваши читатели?"
Хотел ли он съездить домой? По-моему, поначалу, во всяком случае, очень
хотел, но не мог, боялся прошлого, воспоминаний, напоминаний, разрытых могил,
боялся своей слабости, боялся разрушить то, что он сделал со своим прошлым в
своих стихах, боялся оглянуться на прошлое, как Орфей на Эвридику, - и
потерять его навсегда. Он не мог не понимать, что его единственный читатель,
его настоящий читатель - там, он не мог не знать, что он - русский поэт, хотя
он и убедил себя - одного лишь себя, - что он поэт американский. Он писал
стихи по-английски, он переводил свои стихи на английский язык, он сердился на
кислые порой рецензии, на очень близких друзей, решавшихся сказать ему, что -
да, слова на месте, Иосиф, но стихотворения не получилось, потому что, знаешь
ли, в английской поэзии другие законы... Ему ли было не знать все на свете о
поэтических законах, - да он сам их создавал! "Не говори Иосифу, но, знаешь,
опять подходили американцы и спрашивали: "Скажите, это правда, что он
действительно гениальный поэт?" Что он знал и о чем догадывался? У него есть
стихотворение о ястребе в горах Массачусетса, который взлетает так высоко, что
поток восходящего воздуха не дает ему опуститься назад, на землю, и ястреб
погибает там, на той высоте, где нет ни птиц, ни людей, ни воздуха, чтобы
дышать. Так мог ли он вернуться назад? Зачем я и другие мучали его этими
вопросами о возвращении? Мы хотели, чтобы ему было приятно, хотели, чтобы он
видел, знал, как его любят - ведь мы сами так любили его! И я до сих пор не
знаю, хотел ли он этих уговоров "съездить навестить", или же они терзали его
больное сердце. "Иосиф, вас приглашают выступить в колледже. Вот две даты:
февраль или сентябрь?" - "Конечно, февраль. До сентября еще дожить надо!" И,
отрывая очередной фильтр от очередной сигареты, рассказывал очередной "черный"
анекдот: МУЖ: "Врач сказал мне, что это - конец. Я не доживу до утра. Давай
всю ночь напоследок заниматься любовью и пить шампанское!" ЖЕНА: "Ишь, какой
умный! Тебе-то утром не вставать!" Надо ли было обращаться с ним как с
"больным" - говорить о погоде и ходить на цыпочках? Приехал на выступление к
нам в колледж, белый, как мука, измученный тремя часами дороги - для таких
вызывают 911. Выпил вина, выкурил полпачки сигарет, блистал, читал стихи,
стихи, стихи - курил и читал, наизусть, свои и чужие, и еще курил, и еще
читал, и уже слушатели стали белыми от его антиамериканского дыма, а он был в
ударе - порозовел, сверкал глазами, и еще читал, и еще. И когда по всем
расчетам ему надо было лечь в постель с нитроглицерином под языком - захотел
еще говорить, и отправился к гостеприимным хозяевам, издателям "Салмагунди",
Бобу и Пегги Бойерс, и говорил, и пил, и курил, и блистал, и смеялся, и в
полночь, когда уже побледнели стойкие и привычные хозяева и мы с мужем
отвозили его в гостевой дом, его энергия выросла в той же пропорции, в которой
наша упала. "Какие замечательные Бойерсы! Какой он умный! Какая она красивая!
Как не хочется уходить из таких гостей - но мы их немножко замучили. А теперь
будем общаться по-настоящему!" По-настоящему-значит по-русски. И мы просидели
еще до трех утра в пустой гостиной гостевого дома, говоря обо всем на свете -
потому что Иосифа интересовало все на свете, рыская по ящикам в поисках
штопоров для новых бутылок красного вина, наполняя тихий американский приют
клубами запрещенного дыма, тщетно обшаривая кухню в поисках остатков еды от
дневного приема ("Надо было припрятать lo-mein... Потом там еще была курочка
вкусная... И холодную бы съели - надо было украсть! Ночью главный жор!") и
разошлись под утро - мы полуживые, а Иосиф - как будто бы ничего.
Он с какой-то необыкновенной нежностью относился ко всем своим
петербургским друзьям, щедро хваля их достоинства, которыми они не всегда
обладали. Когда дело касалось человеческой верности, оценкам его невозможно
было верить - все у него были гении, моцарты, лучшие поэты XX века - вполне в
русской традиции, привязанность у него была выше справедливости и любовь выше
правды. Молодые писатели и поэты из России завалили его рукописями, - когда я
уезжала из Москвы в Америку, мои поэтические приятели приносили свои сборники
и совали мне в чемодан: "Он не очень много весит. Ты, главное, покажи
Бродскому. Пусть просто прочтет Больше мне ничего не нужно - пусть просто
прочтет!" И он читал, и помнил, и передавал, что стихи хорошие, и давал
интервью, захваливая счастливца, а они присылали и присылали свои публикации.
У похваленных кружилась голова, некоторые говорили: "В сущности, в России два
настоящих поэта: Бродский и я". Он создал о себе ложное впечатление
патриарха-добряка, - но видел бы молодой писатель, имени которого не назову,
как плевался и кричал, страдая, Бродский, покорно прочтя зачем-то его рассказ
с сюжетом. построенным на наслаждении моральной гнусностью: "Ну хорошо,
хорошо, после ЭТОГО можно дальше писать. Но как он может после ЭТОГО жить?!"
Он никуда не поехал - все приезжали к нему. Всех приехавших водили к
нему. Все убедились, что он и вправду существует, живет и пишет - такой
странный русский поэт, не желающий ступить ногой на русскую почву. Его
печатали в России в газетах, журналах, однотомниках, многотомниках, его
цитировали, на него ссылались, его изучали, его печатали так, как он хотел, и
не так, как он хотел, его перевирали, его использовали, его превратили в миф.
Опрос на улице Москвы: "Какие у вас надежды на будущее в связи с выборами в
новый парламент?" Слесарь N: "О, мне плевать и на парламент, и на политику. Я
хочу жить, как Бродский, частной жизнью".
Он хотел жить, а не умирать - ни на Васильевском острове, ни на острове
Манхэттане. Он был счастлив, у него была любимая семья, стихи, друзья,
читатели, ученики. Он хотел убежать от врачей в свой колледж - тогда они его
не догонят Он хотел избежать собственного пророчества: "Между выцветших линий
на асфальт упаду". Он упал на пол своего кабинета вблизи другого острова, под
скрещенными линиями двойной судьбы эмигранта - русской и американской. "И две
девочки-сестры из непрожитых лет, // Выбегая на остров, машут мальчику вслед".
Он и правда оставил двух девочек - жену и дочку.
"Знаете что, Иосиф, если вы не хотите поехать с шумом и грохотом, не
хотите ни белого коня, ни восторженных толп, - почему бы вам не отправиться в
Петербург инкогнито?" - "Инкогнито?" - он вдруг не сердится и не отшучивается.
но слушает очень внимательно. "Ну да, знаете - наклейте усы или так просто...
Закройтесь газетой в самолете. Не говорите никому - вообще никому. Приедете,
сядете на троллейбус, проедете по Невскому. Пройдете по улицам - свободный,
неузнаваемый. Толпа. все толкаются. Мороженое купите. Да кто вас узнает?
Захотите - позвоните друзьям из автомата, - можете сказать, что из Америки. А
если понравится - позвоните приятелю в дверь: вот я. Просто зашел -
соскучился". Я говорю, шучу и вдруг вижу, что ему совсем не смешно-и на лице
его возникает детское выражение беспомощности и какой-то странной
мечтательности, и глаза смотрят как бы сквозь предметы, сквозь границы вещей,
- на ту сторону времени... он молчит, и мне становится неловко, как будто я
подглядываю, лезу, куда меня не просят, и, чтобы разрушить это, я говорю
жалким и бодрым голосом: "Ведь правда, замечательная идея?.."
Он смотрит сквозь меня и говорит: "Замечательная... Замечательная..."


1996



Источник: http://www.libun.ru/book5113/page1.html





В начало

                                                                              Ранее                                                                                 

Далее


Cтраницы в Интернете о поэтах и их творчестве, созданные этим разработчиком:

Музей Иосифа Бродского в Интернете ] Музей Арсения Тарковского в Интернете ] Музей Вильгельма Левика в Интернете ] Музей Аркадия Штейнберга в Интернете ] Поэт и переводчик Семен Липкин ] Поэт и переводчик Александр Ревич ] Поэт Григорий Корин ] Поэт Владимир Мощенко ] Поэтесса Любовь Якушева ]

Требуйте в библиотеках наши деловые, компьютерные и литературные журналы: СОВРЕМЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ ] МАРКЕТИНГ УСПЕХА ] ЭКОНОМИКА XXI ВЕКА ] УПРАВЛЕНИЕ БИЗНЕСОМ ] НОУ-ХАУ БИЗНЕСА ] БИЗНЕС-КОМАНДА И ЕЕ ЛИДЕР ] КОМПЬЮТЕРЫ В УЧЕБНОМ ПРОЦЕССЕ ] КОМПЬЮТЕРНАЯ ХРОНИКА ] ДЕЛОВАЯ ИНФОРМАЦИЯ ] БИЗНЕС.ПРИБЫЛЬ.ПРАВО ] БЫСТРАЯ ПРОДАЖА ] РЫНОК.ФИНАНСЫ.КООПЕРАЦИЯ ] СЕКРЕТНЫЕ РЕЦЕПТЫ МИЛЛИОНЕРОВ ] УПРАВЛЕНИЕ ИЗМЕНЕНИЕМ ] АНТОЛОГИЯ МИРОВОЙ ПОЭЗИИ ]


ООО "Интерсоциоинформ"
Hosted by uCoz