Спорные страницы
Компьютерная графика - А.Н.Кривомазов, Москва, 22 августа 2009 г.
Тайный код Бродского
Юрий Лепский
"Российская газета" - Центральный выпуск
№ 4916 (92) от 25 мая 2009 г.
Поэт из Томска Андрей Олеар стал первым, кто перевел все стихи Иосифа Бродского, написанные по-английски. Что прочел он в строчках великого поэта, не известных ранее русскому читателю?
- Начнем с самого простого: откуда у вас знание английского? Как вы полюбили этот язык?
- Я до сих пор не могу сказать уверенно, что люблю английский язык больше, чем какой-либо другой. Более того, даже не могу сказать, что очень хорошо его знаю. Другое дело, что английскую поэзию я знаю и люблю больше, чем какую бы то ни было другую, за исключением, конечно, русской. Языки для меня - это бесконечный творческий и живой диалог с их носителями. (Словацкий люблю из-за Милана Руфуса, греческий - благодаря Кавафису и Катерине Ангелакис-Рук, французский для меня - Верлен...) Возясь с домашними заданиями по переводу стихов Бернса и Шекспира, Блейка и Китса, еще в 5 или 6-м классе средней школы (это была, однако, английская спецшкола, тогда единственная в Томске) я вдруг обнаружил, что мне это очень нравится. Так возник круг моего общения, состоявший из собеседников, обо мне и не подозревавших: поэтов и их переводчиков. Пожалуй, именно благодаря им я смирился тогда с необходимостью зубрить грамматику и пополнять лексический запас. А свой первый перевод Роберта Бёрнса я сделал, когда мне было лет одиннадцать, по заданию моей учительницы английского языка (спасибо ей за терпение!) Людмилы Григорьевны Рагозиной.
- А откуда у вас знание поэзии Бродского? Как вы полюбили его стихи?
- В Бродского я окунулся как-то вдруг, как прыгают в омут с обрыва самые храбрые деревенские мальчишки - головой вниз. Его поэзия манила удивительной чистотой, прозрачностью глубины, но при этом была плотна, как соленая вода знаменитого Мертвого моря. При всей прозрачности своего сложнейшего синтаксиса и безукоризненной точности слова его стихи не давали проникнуть вовнутрь. Они производили впечатление их абсолютной цельнорожденности, литья такого, что ли...
Помню, как я, словно в трансе, бормотал: "Гражданин второсортной эпохи, гордо / признаю я товаром второго сорта / свои лучшие мысли, и в век грядущий / я дарю их как способ борьбы с удушьем..." Всю жизнь я терпеть не мог риторику и эстраднический пафос, игры в "гражданскую позицию поэта" рождали у меня зубовный скрежет и идиосинкразию. В стихах Бродского так просто и точно было сказано главное из того, что я бы хотел сказать сам, но не мог.
Было бы неправдой заявить, что сразу принял и полюбил стихи Бродского. Мои привязанности чередовались. То целый год я мог читать только Арсения Тарковского, то бесконечно повторял (да и до сих пор повторяю) строчки пастернаковского "Февраля": "И как обугленные груши, / с деревьев тысячи грачей / сорвутся в лужи и обрушат / сухую грусть на дно очей..." А еще как-то, потрясенный голосом великого канадского певца и поэта Леонарда Коэна в саундтреке фильма "Прирожденные убийцы", я купил все его диски, выписал из Италии (сестра прислала) книгу лирики и засел за переводы его стихов (в 2006-м вышла книжка)...
Мой роман со стихами Бродского был закреплен "совместным" путешествием. В 2001 году я оказался в команде сибирской альпинистской экспедиции на Эверест. Два месяца в Непале и Тибете, настоящие люди и настоящая жизнь, приключения и трагедии... И везде со мною - книжка Бродского (прямо как у любимого Бродским великого британского поэта Одена в "Письме лорду Байрону": в путешествии лучший друг-собеседник - томик любимого поэта. Но об Одене, которого сейчас увлеченно перевожу, я узнал несколько позже. Жизнь удивительна, как стихи, в ней все рифмуется: через несколько лет я выпущу "своего Бродского", и книжка переводов его англоязычной поэзии будет называться "Письмо археологу").
И вот на что там, в далеких суровых Гималаях, я обратил внимание. Стихи Бродского оказались удивительно соразмерны гигантским горным массивам. Его поэзия созвучна Гималаям своим благородным совершенством формы, мощью замысла Творца, эхом тайны, дыханием вечности... Это сложно объяснить. Помню, как, сидя на морене ледника в лагере ABC под Эверестом, я читал эти строки: "С высоты ледника я озирал полмира..." или "Путешествуя в Азии, ночуя в чужих домах..." Именно там, рядом с величайшими творениями Природы, как-то само собой возникло и закрепилось понимание масштабов поэзии Иосифа Бродского. Она вдруг в одночасье открылась мне явлением не менее реальным, чем тысячелетние восточные культуры и устремленные в стратосферу гималайские восьмитысячники.
- В одном из своих эссе он пишет о своих родителях, которым советская власть так и не позволила повидаться с сыном перед смертью: "Я пишу о них по-английски, ибо хочу даровать им резерв свободы... Я хочу, чтобы Мария Вольперт и Александр Бродский обрели реальность в "иноземном кодексе совести"... Пусть английский язык приютит моих мертвецов..." Английский был для него неким суверенным пространством. Ключи от двери, ведущей туда, - знание английского и знание поэзии. У меня лично, как и у большинства, этих ключей нет. У вас они есть. Вы открывали эту дверь и входили туда. Что там? Почему это пространство английского языка было так дорого Бродскому? И вообще, как вы объясняете роман Бродского с этим языком? Что подсказывает вам опыт переводчика?
- А вот с этого места начинается минное поле догадок. Опыт переводчика не синонимичен опыту пишущего на неродном языке... Однако... Язык для каждого пишущего/путешественника - это одновременно и лабиринт, и путь. У каждого он свой собственный. План движения, перекрестки, встречи в пути... Бесконечная анфилада, где за каждой последующей дверью открывается новая зала. Поэт Иосиф Бродский, открывая очередную такую дверь, оказался в огромном пространстве чужого языка. Будучи человеком любопытным, он, вместо того чтобы осторожно передвигаться в незнакомом помещении вдоль стены, решительно направился в самый центр. И конечно, сразу же оказался в перекрестье и негодующих, и восторженных взглядов. Но этот его опыт уникален и стоит дорогого - таковым опытом до него человечество не располагало (Конрад и Набоков - это другое, их английский - второй язык - с детства). Для Бродского английский стал открытием и вызовом. Он предпочитал идти не оглядываясь, не ждал отстающих, не терпел тавтологии. Он всегда стремился оказаться там, где его еще не было. Он не признавал слово "невозможно". Но, открывая для себя английский, Бродский вряд ли осознавал, к каким последствиям для его музы это приведет. Колумб ведь тоже искал Индию (и до самой смерти был уверен, что обнаружил именно ее).
Любовь к английским поэтам, с одной стороны, способствует развитию точного, аналитического взгляда на вещи, с другой - ориентирует поэтическое высказывание на метафизическое измерение. В бездонном омуте чужого языка Бродский, обладающий тонким художественным чутьем, видел и сокровенные глубины, и мусор в его бурных водоворотах, движение теней в толще воды и отражение облаков на ее поверхности. Но это был его личный омут - личное лингвистическое пространство, которое было избрано им как среда обитания. Не факт, что оно окажется пригодным для жизни кому-то другому. Его собственный английский был его лабораторией, где он с восторгом алхимика превращал свинцовые болванки своих первых англоязычных текстов в золото слитков своих эссе. Но философским камнем этих метаморфоз была его поэзия, его метафора.
- Говорят, адекватный перевод с русского на английский невозможен. Причина не только лингвистическая, но и ментальная: у русских и англичан разные типы сознания. Как Бродскому удавалось стать англичанином? И удавалось ли ему это перевоплощение в полной мере?
- Полагаю вслед за Иосифом Александровичем, что ничего невозможного нет. О том, что адекватный перевод с одного языка на другой невозможен, говорят столько, сколько существуют сами языки. Однако вся мировая поэзия (и вся культура) переведена! Да и сама она есть только "перевод на земной язык с серафического".
- Что значит "с серафического"?
- Под "серафическим" я, вслед за Бродским, имею в виду Слово изначальное.
- Непонятно.
- Это то самое первое слово, имеющее божественное происхождение. Помните - "сначала было Слово"? Если хотите, это клетка гармонии, которая еще не оплодотворена человеческим разумом. "Гул сфер", так сказать. И все же - неважно, откуда это слово явилось: божественна ли его природа или же это первая, самозародившаяся молекула будущего океана языка... Если помнить это, то надо признать, что поэт, переводя с языка на язык, использует главный декодирующий принцип: вернуть переводимому тексту его первородную "серафическую" природу (образ, музыка) и только потом заново воплотить по законам другого языка. Степень адекватности художественного перевода зависит только и исключительно от таланта и опыта интерпретатора. Бродский не стал ни американцем, ни англичанином, также, собственно, что-то препятствует мне назвать его российским художником. Он из категории таких понятий, как время, культура, музыка... А в кириллице или в латинице - не так уж и важно.
- Стихи, написанные им по-английски, и стихи, написанные им по-русски: устанавливается ли в них авторство одного человека? С вашей точки зрения, где Бродский более адекватен себе?
- Бродский, пишущий стихи по-английски, и он же русский поэт - это одно и то же лицо. Его поэтический облик отчетливо распознается с первой же строки, "бродские" интонации - как папиллярные линии на дактилоскопических отпечатках. Поэтика ранних и поздних русскоязычных вещей Бродского разнится в существенной степени еще и потому, что на ней ощутимо влияние его англоязычных произведений - как прозаических, так и стихотворных. Русское и английское начало в его творчестве с течением времени все больше сближаются, взаимопроникают, взаимодействуют. Но векторы двух этих сил не достигли фазы своего окончательного сложения. Увы, мы никогда не узнаем, что бы поэт смог написать сейчас, после десятилетий плодотворной двуязычной практики.
Но если Бродский-поэт - одно лицо и в русском, и в английском, то его английские стихи не равны русским. Сам он называл их "таким складыванием кубиков". Они были его вызовом. Самому себе. Это же он утверждал, что нет ничего невозможного!
- Американский поэт и его друг Дерек Уолкотт говорит, что англоязычные рифмы Бродского зачастую можно считать рифмами только при условии произношения слов с русским акцентом. Так ли это?
- Думаю, Уолкотту вполне можно доверять. Его английский - и в стихах, и в эссе - великолепен. Мне кажется, что эксперименты Бродского с англоязычной рифмой - это следствие его абсолютной уверенности в идентичности законов языка. В русском он мог позволить себе все. Плюс всегда обязательное для него tour de force - "упражнение на сложность"...
- Как вам кажется, почему Бродский начал писать стихи на английском? Каковы могли быть его мотивы?
- Я знаком с несколькими вариантами ответа на этот вопрос. Не стану их перечислять, тем более что ни один из них ничего не объясняет исчерпывающе, как всякая небольшая часть не позволяет достоверно судить о целом. Помните старую восточную притчу о слепых паломниках и слоне. Те, ощупывая гиганта, долго спорили, что есть слон: веревка? труба? колонна? О некоторой части причин обращения Бродского к англоязычному стихосложению я уже упоминал. Но главная причина - разумеется, это не более чем мое скромное предположение - заключается в том, что поэт, постоянно находясь внутри чужого языка (преподавая на нем), начинает постепенно чувствовать его как свой родной. Это все равно что в горах, поднимаясь все выше к заветной вершине, постепенно приспосабливаться к разреженной атмосфере высокогорья. Хорошо акклиматизированный альпинист способен на гораздо более сложную работу на высоте. От не прошедшего такую адаптацию он отличается не только повышенной физической готовностью, но и способностью к сохранению во время работы той ясности сознания, что позволяет ему в полной мере применить все профессиональные навыки.
Наступает момент, когда свой первичный импульс (помните, "серафический"?), предшествующий акту творения, поэт способен получать одновременно или на одном, или на другом языке. Поэт очень часто ловит первую строчку своего стихотворения из обыкновенного лингвистического шума. Помните, "из какого сора растут стихи"? Так вот, этот сор - не тема, а - деталь, импульс! Поэт мгновенно, бессознательно откликается на посыл, который дает ему язык. И "разматывает клубочек". Я думаю, в случае с Иосифом Александровичем таковые посылы чередовались.
- Он мог услышать эту первую строчку и на английском, и на русском?
- Именно так.
- Были ли у него случаи автоперевода с английского на русский?
- Насколько я знаю, таких случаев было всего 2 или 3. Но так же, как и в многочисленных автопереводах с русского на английский, получившиеся новые тексты содержали в себе признаки автокомментария. То есть поэт сам решал, как интерпретировать (и порой достаточно вольно) ту или иную мысль в наиболее доступной для читателя форме. Как переводчик самого себя (также редчайший опыт!) он, кстати, напрочь отступал от декларируемых самим собой же принципов абсолютной точности перевода. "Не придумывать красот, которых нет в оригинале" - мысль, кочевавшая по многочисленным интервью Бродского на всех языках. Переводя же себя, поэт в полной мере пользовался правом жертвовать смыслами оригинала, менять лексику и синтаксис поэтической строки, перестраивать частности, чтобы добиться большей точности и органики целого. Другим переводчикам его текстов этого не позволялось.
- Говорят, что эссеистика Бродского, написанная по большей части на английском, является поэзией в прозе. Что вы думаете об этом?
- Поэты пишут особую прозу. Недаром кто-то из советских критиков отметил, что лучшая проза в ХХ веке написана именно поэтами. Вспомним "Доктора Живаго" и ранние повести Пастернака, "Шум времени" и "Четвертую прозу" Мандельштама, произведения Бунина, Цветаевой... Блестящие эссе написаны выдающимися поэтами Тедом Хьюзом, Дереком Уолкоттом, Шеймасом Хини... Эссеистика Бродского синтезировала в себе достижения художника в обоих любимых им языках, в ней он и остается тем, кем является прежде всего, - поэтом "Большого времени культуры".
- Испытываете ли вы как поэт комплекс Бродского?
- Если бы я сказал, что "нет", то слукавил бы. Этот комплекс сейчас испытывают все поэты, пишущие по-русски, если они, конечно, умеют читать. Сейчас писать так, как будто Бродского не было в литературе - мировой и отечественной, - совершенно невозможно. Однако русская поэзия тем и хороша, что не исчерпывается одним, пусть и самым современным, магистральным направлением развития языка. Считаю, что уроки Бродского должны быть усвоены российской поэзией, и не в последнюю очередь важен здесь достигнутый с его помощью уровень ее взаимодействия с культурой европейской и мировой.
Кстати, абсолютно убежден, что даже если и не сейчас, то совсем скоро российским переводчикам предстоит переосмысливать очень многие вещи, еще вчера казавшиеся бесспорными. Ведь современный читатель уже усвоил уроки Бродского...
- Можно ли что-то напечатать из ваших переводов Бродского?
- Возьмите "Элегию Уистену Хью Одену" - самое первое стихотворение Иосифа Бродского, написанное им на английском языке в 1974 г. Я перевел его в 2007 году. Сейчас, с позиций нашего сегодняшнего знания о Бродском и Одене, эта элегия выглядит как настоящая автоэпитафия.
Досье
Андрей Олеар - поэт, переводчик. Член Союза российских писателей. Автор нескольких книг лирических стихов, стихов для детей. Переводил с английского, французского, словацкого, греческого... Первым в мире перевел на русский язык все англоязычное поэтическое наследие Иосифа Бродского (Книга "Письмо археологу..." (2004). Переводчик "Сонетов" Шекспира (2009), лирики Одена, Фроста, Дерека Уолкотта. Выпустил книгу переводов "Леонард Коэн. Избранные стихотворения" (2006).
Живет и работает в Томске. Преподаватель "литературного мастерства" на кафедре истории русской литературы ХХ века филологического факультета Томского гос университета.
ЭЛЕГИЯ УИСТЕНУ Х. ОДЕНУ
Под черным деревом лежат -
листвою - печальный год,
твой взнос в последний урожай -
смерть, самый горький плод.
Земля пуста и тверда, окрест -
лопат похоронный звон.
В апрельских ростках твой огромный крест,
заметный со всех сторон,
побегов не даст, но и тень его
важней всей травы. Сейчас
речь, став меньше на одного,
съеживается до нас.
Теперь слова - перья мертвых птиц -
по словарям. Пусты
в небе тысячи белых страниц,
тех, что не сделал ты.
Кроны шепчутся в вышине
вновь по знаку Его,
но Творца поминать здесь мне
хотелось бы меньше всего.
В вечной дали суждено вещам
таять, однако смерть
может порою им возвращать
истинный их размер.
Перевод Андрея Олеара
Источник: http://www.rg.ru/2009/05/25/brodsky.html
Иосиф Бродский
Провинциальное
По колено в репейнике и в лопухах,
по галош в двухполоске, бегущей попасть под поезд,
разъезд минующий впопыхах;
в сонной жене, как инвалид, по пояс.
И куда ни посмотришь, всюду сады, зады.
И не избы стоят, а когда-то бревна
порешили лечь вместе, раз от одной беды
все равно не уйдешь, да и на семь ровно
ничего не делится, окромя
дней недели, месяца, года, века.
Чем стоять стоймя, лучше лечь плашмя
и впускать в себя вечером человека.
<1993>
Осенний закат. Компьютерная графика - А.Н.Кривомазов, Москва, июль 2009 г.
| Биография Бродского, часть 1 | Биография Бродского, часть 2 |
| ООО "Интерсоциоинформ" |
|
